|
Эту же мысль подтверждает Леви-Брюль: «Для членов нашего общества, даже наименее культурных, рассказы о привидениях, ду_ хах и т. д. являются чем-то относящимся к области сверхъестест венного: между этими видениями, волшебными проявлениями с одной стороны, и фактами, познаваемыми в результате обычного восприятия и повседневного опыта, с другой стороны, существует четкая разграничительная линия. Для первобытного же человека напротив, этой линии не существует. Суеверный, а часто также и религиозный человек нашего общества верит в две системы, в дВа мира реальностей одних — видимых, осязаемых, подчиненных неизбежным законам движения, и других — невидимых, неосязаемых, духовных". Для первобытного мышления существует только один мир. Всякая действительность мистична, как и всякое действие, следовательно, мистичным является и всякое восприятие»[70]. В другой работе Л. Леви Брюль пишет: «...первобытные люди ощущают себя находящимися в непосредственном и постоянном контакте с невидимым миром, который для них не менее реален, чем мир видимый: они общаются с покойниками, давно или недавно умершими, с “духами”, с более или менее персонифицированными силами, наконец, с различными существами, коими населены мифы. При этом они полагают, что нет никаких оснований отбрасывать в качестве сомнительных те сведения, которые получены из снов, ведений, предзнаменований, чудес, предупреждений и т.д.»[71]. Шаман обладает даром одновременно находиться в разных мирах (которые сами шаманы не считали разными — все это был для них один многообразный мир). Он пребывает одновременно и в рациональной, и в иррациональной реальности. Это дает шаману определенные возможности воздействия на явления и события этих взаимосвязанных измерений бытия. «Он [шаман] говорит, что он в состоянии транса сохраняет осведомленность о себе, как об участнике ритуала, и в то же время оказывается вовлеченным в другой мир, невидимый другими»[72]. Бонские учителя, говоря о «просветленном шамане» — йогине сиддхе (мастер, достигший высшей духовной реализации согласно учению бон), так описывают его поведение: «даже пребывая в состоянии самадхи[73], мастер, достигший реализации (сиддха) может ходить, говорить, думать, рассуждать и делать все необходимое. Но, в отличие от обычных существ, он делает это с полным осознанием. При этом сиддха не просто в блаженстве переживает все происходящее, едва осознавая, что его окружает, подобно наркоману, накурившемуся гашиша. Он точно и ясно воспринимает мир и свои действия в нем, видя, что они подобны отражениям в зеркале. Чем бы не занимался реализованный практик Дзогчена, его внутренней точкой равновесия является Ригпа2. <...> Это и является тем качеством, которое отличает реализованного мастера, сиддха, от обычного человека, постоянно находящегося в состоянии неуравновешенности и дисбаланса. Вся активность сиддха вращается вокруг одного центра притяжения, этого неповторимого состояния истинной Осознанности. Он движется по миру, подобно опытному танцору, стремительно летящему в танце сквозь многолюдный зал, никогда не спотыкаясь, ни разу не задев окружающих, постоянно осознавая все, происходящее вокруг него*3. — 88 —
|