|
Многие современные ученые принципиально отбрасывают парадигму инстинктов и ищут истоки войн, вооруженных конфликтов и разрушительной деятельности в социальных и экономических противоречиях, в институциональных структурах, в экспансионистской политике. В соответствии с таким стилем мышления отнюдь не природа, а история общества и индивидов несет ответственность за человеческие преступления и жестокость. Так как по природе человек не является ни добрым, ни злым, ни ангелом, ни дьяволом, то он только в процессе обучения, в процессе социализации становится благородным или жестоким, мягким или гневным [10]. Истоки подлости, жестокости и преступности находятся вне человека, во внешних условиях. «Одень человека в униформу, - говорят сторонники этой точки зрения, - сформируй у него соответствующую идеологию о его исключительности, покажи ему потенциального врага, представляющего собой источник зла, и дай ему в руки орудия репрессии, тогда увидишь, что этот индивид, воспитанный в духе христианского милосердия, забудет о любви к своему ближнему и покажет свои когти» [11]. В этом подходе индивиды и группы рассматриваются как (объекты манипулирования внешними обстоятельствами, и подобно фигурам на шахматной доске. Такие утверждения имеют определенную эмпирическую (основу и в функционировании нацистского режима, и в психологических экспериментах. Например, экспериментах американского психолога Ф. Зимарда, в которых студенты-добровольцы выполняли роли заключенных и надзирателей в ходе моделирования тюремных отношений. Однако парадигма социокультурной детерминации деструктивного, агрессивного поведения человека не является достаточно убедительной. Она не может дать ответ на вопрос: если деструкция и агрессия обусловлены только социокультурными условиями, то почему они присущи всей истории человеческого общества? Средневековые войны были к менее жестокими, чем войны двадцатого века, несмотря за то, что мир весьма сильно изменился в социокультурном плане. Да и эмпирические исследования Зимбарда показали, что не все люди в одинаковой степени поддаются эциальному давлению, что не все изменяют свою идентичность под влиянием социальной роли (не все были жестокими с «заключенными» согласно тюремному регламенту, некоторые выказывали симпатию к ним). Учитывая слабости указанных двух гипотетических концепций, психологи и социологи ищут третий путь в объяснении деструктивного характера человеческой деятельности. В связи с этим заслуживает внимания подход Э. Фромма, согласно которому сторонники обоих направлений игнорируют роль личности в исполнении деструктивных действий [12]. Ведь они исходят из того, что человек контролируется бессознательными инстинктами или внешними обстоятельствами. И вместе с тем упускают из виду самостоятельность индивида и его ориентированность на те или иные идеалы. «Человек не свободен выбирать между тем, чтобы иметь, и тем, чтобы не иметь «идеалы», - пишет Э. Фромм, - но он свободен выбирать между различными идеалами, между служением власти, разрушению или служением разуму и любви. Различаются люди именно тем, в какие идеалы они верят... Как лучшие, так и самые сатанинские проявления в человеке суть выражение его «идеализма», его духа, а не движений плоти. Поэтому релятивизм, согласно которому ценными оказывается любой идеал или любое религиозное чувство, опасен и ошибочен» [13]. Истинные причины деструктивной деятельности, таким образом, лежат в сфере интересов человека и групп, выраженных в идеалах. — 302 —
|