|
Очевидно, в самом общественном сознании тоже закодировано нечто такое, что препятствует уничтожению многообразия человеческой культуры. Стефан Цвейг так описывает мир культуры, погруженный в мрачный и монотонный источник кальвинизма: «Но каким бы это было кошмаром, если б и Кальвин, и де Без, и Джон Нокс, эти kill joy (брюзги. -англ.), завоевали бы для своего вероучения весь мир! Какая прозаичность, какая монотонность, какая бесцветность царили бы в Европе! Как яростно зелоты, ненавидящие искусство, радость, жизнь, искореняли бы то великолепное изобилие, те прелестные излишества бытия, которые всем своим божественным многообразием вдохновляют игру творчества. Как выкорчевывали бы они, уничтожали бы ради сухого единообразия все социальные и национальные контрасты, создавшие в истории культуры империю Запада именно своей чувственной пестротой, как подавляли бы они великое опьянение творчеством своим ужасным, скрупулезным порядком! Подобно тому как в Женеве на столетия была оскоплена страсть к творчеству, как при первых шагах к господству в Англии был ими безжалостно и навсегда растоптан шекспировский театр, чудеснейший цветок мирового духа, как кальвинистские изуверы разбивали в церквах доски великих мастеров и вселяли в человеческие души вместо радости жизни страх божий, точно также было предано ими в жертву иудейско-библейской анафеме любое вдохновенное устремление в Европе... Никогда отвага и расточительство творческого духа не посмели бы окаменеть в бессмертном великолепии Версаля, в римском барокко, никогда не смогло бы рококо расцвести в модах, танце, в нежной игре красок; вместо того чтобы развернуться в творческом движении, европейский дух захирел бы в богословском пустозвонстве. Ибо мир бесплоден, не способен творить, если не пропитан свободой и радостью, не движим ими, ибо в любой закосневшей системе жизнь всегда замерзает» [37]. Однако история диалектична по своему существу, и с кальвинизмом произошли вроде бы неожиданные метаморфозы — он потерял свою религиозную фанатичность и явился источником либеральных, демократических государственных идей. И эти идеи политической свободы нашли свое осуществление и в Голландии, и в Англии, и в Соединенных Штатах Америки, и в других протестантских странах. Именно пуританский дух породил такие важнейшие для всего мира документы, как «Декларацию независимости Соединенных Штатов» (1776г.) и стимулированную ею французскую «Декларацию прав человека и гражданина» (1789 г.). Стефан Цвейг пишет в связи с этим: «И самый удивительнейший переворот, соприкосновение полюсов - как раз те страны, которые, казалось бы, должны были быть наисильнейшим образом пронизаны идеей нетерпимости, совершенно неожиданно стали в Европе убежищами терпимости. Именно там, где религия Кальвина стала законом, реализовалась идея Кастеллио» [38]. Здесь хорошо описан результат постреформационного развития кальвинизма, но в понимании диалектики исторической метаморфозы С. Цвейг ссылается на «таинственные» цели духа. — 246 —
|