|
Только то, что я делаю сам, по собственной своей воле, есть благо подлинное. Таков тот "единственный принцип морали", из которого Кант, основываясь на евангелиях, выводил свой всеобщий моральный закон практических действий. В России Канту вторил Достоевский: "Человеку надо - одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела"16. И Кант, и Достоевский в своих духовных поисках выходили дале- ко за рамки общепринятых церковных вероучений, пытаясь воспроиз- вести исходный смысл евангельской этической доктрины - доктрины, адресованной непосредственно к каждой отдельной личности, воля и совесть которой не связаны никакими внешними нормами "коллек- тивного представления", в том числе церковными или соборно- этническими, ибо "нет перед Богом ни эллина, ни иудея...". Но в своем первозданном виде эта евангельская доктрина оказывалась утопичес- кой мечтой, годной, может быть, лишь для горстки "избранных", что и вынужден был констатировать Достоевский: "Ты, - обращается Ин- квизитор к Христу, - возжелал свободной любви человека, чтобы сво- бодно пошел он за тобою, прельщенный и плененный тобою. Вместо твердого древнего закона - свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло...". Но - "Без твердого пред- ставления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и ско- рей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его все были хлебы... Нет ничего обольстительнее для человека как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее... И вот вместо твердых ос- нов для успокоения совести человеческой раз навсегда - ты взял все, что есть необычайного, гадательного и неопределенного, взял все, что было не по силам людей... и обременил мучениями душевное царство человека вовеки"17. И действительно - парадокс. Великий принцип свободы совести, там, где он утверждался в качестве для всех обязательной юридиче- ской нормы (например, в США, где этот принцип был установлен за- конодательно, поскольку иначе невозможно было сосуществование в разноплеменном колониальном котле массы различных религиозных конфессий и агрессивных конкурирующих протестантских сект), - принцип свободы совести вел не к подъему духовности, но к посте- пенной утрате людьми всякой совести вообще, к замене ее правовым полицейско-судебным сознанием. В таком либеральном обществе са- мые разные нравственные установки могут приветствоваться и поощ- ряться, но при этом они уже и не принимаются в расчет во всех дело- вых юридических отношениях. Конечно, по инерции наряду с ужесто- чением полицейской, по сути, юридической регламентации власти — 196 —
|