|
духовно-культурный язык всегда глубоко самобытен. Машина бес- страстно переведет мне русскую "честь" на польский "гонор" - ей все равно. Не все равно мне, поскольку я ощущаю себя русским, а не по- ляком. То же самое происходит и с "переводом" древних этических парадигм на различные национальные языки с церковно-богословской интерпретацией исходных священных евангельских текстов. При этом канонизированная в рамках данной конфессии интерпретация свя- щенного слова становится важнее самого первоисточника. Результат? Вроде в Европе все - христиане, но интуитивно-нравственное взаимо- понимание русских с поляками столь же затруднено, как и испанцев- католиков с англичанами-протестантами. Анализируя евангельские тексты, я сознательно отвлекся как от реальной истории христианского культа, так и от церковного богосло- вия. Я постарался изложить здесь кантовскую интерпретацию Нового Завета, которая отнюдь не совпадает ни с католической, ни тем более с протестантской церковными традициями. В особенно резком проти- воречии эта интерпретация находится с кальвинизмом. Дело в том, что Кальвин через Августина возродил ветхозаветный принцип пре- допределения и сделал его важнейшим догматом своего вероучения18. А весь пафос Канта основан на утверждении абсолютности свободы воли и, следовательно, открытости, незаданности будущего. Кант ра- ционализировал самый глубокий пласт евангельской доктрины, сделав ее последовательной, подчиненной единому исходному принципу. По существу, он возродил идеологию раннего революционного христиан- ства, находящегося в самой резкой оппозиции по отношению ко всем реально-историческим христианским культам. Наиболее консервативной, бережно сохраняющей смысловую связь с исходной евангельской парадигмой, стала восточная христиан- ская церковь. Особенно это относится к русскому православию. Ха- рактерно, что содержанием первого собственно русского крупного богословского сочинения, написанного в XI веке, стало развернутое обоснование принципиальной разницы между жестким диктатом вет- хозаветных принудительных предписаний и освобождающей человека - его совесть - Благой вестью Христа. Это был именно тот круг идей, который потом развивали, каждый по-своему - художественно и логи- чески, - Достоевский и Кант. Великое "Слово о законе и благодати" митрополита Илариона сформулировало этическую доминанту молодой древнерусской на- ции. В отличие от западного христианства, вооружающегося этосом непримиримой ветхозаветной нетерпимости, русское православие было больше склонно отстаивать принцип внутренней свободы чело- — 198 —
|