[Господь], и на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею". Если только действительно ты - Спаситель. Почему бы не проверить? Но опомнился Иисус, приказал себе: "Не искушай Госпо- да" (Лука, IV, 6,7). И еще не раз посещал Христа искуситель, предлагал, например, бороться за власть, за право на суд земной. Ибо очень трудно только личным примером самоотверженности, состраданием и любовью на- правлять людей на тернистый путь свой. Другое дело - власть. С ее помощью почти все возможно. Все! За исключением "пустяков" - сво- бодного уважения и согласия добровольного, потому что насильно ведь мил не будешь, это Христос знал твердо. Знал, и все-таки был соблазн (См. Лука, IV, 8.9). Иисус отвергает соблазн, не поддается дьявольскому искушению. Но оно - все-таки было! Да и как не быть ему, если все вокруг требу- ют: дай знамение, сотвори чудо, прояви мощь свою! Вот тогда и уве- руем, что Спаситель ты. И Христос поддается минутному искушению, иногда творит мелкие чудеса: то воду в вино превратит на свадьбе, чтобы продлить веселье, то пешком прогуляется по морским волнам, но в целом все-таки выдерживает принцип не принуждать к вере наси- лием, проявлением своего могущества. И здесь евангельские тексты опять-таки соприкасаются с кантовскими. Лучше всего пафос мораль- ной философии Канта передается следующими евангельскими слова- ми: "Если бы вы знали, - говорит Иисус ученикам своим, - что значит: милости хочу, а не жертвы" (Матф., XII, 7). Это стоит поярче представить себе и понять. Кто просит милости у людей - Бог! Кант понял, что это значит. "Ни один, - пишет он, - не может при- нудить меня быть счастливым так, как он хочет (так, как он представ- ляет себе благополучие других людей)"15. Многие многое могут мне навязать насильно, могут даже потребовать, чтобы я на лице своем радость изображал, по команде... изображу. Но нельзя насильно заста- вить сердце мое возрадоваться, если мне самому не радостно. Вот по- чему никто, даже сам бог, не может насильно мне навязать свое пред- ставление о добре, о благе, т.е. о радости!, ибо какое же это "благо", если оно у меня вызывает печаль? Значит, это только твое, а не мое благо, ну и заботься тогда о нем сам, хлопочи, приказывай. Разве спрашивают у рабов согласия? Другое дело, если я сам приму твое предложение, твой идеал разделю, соглашусь с ним сердцем и собст- венным разумом, но это должно быть мое согласие добровольное, ми- лость моя, а не жертва, не результат вымогательства, подкупа или уг- роз. Даже если ты сам Господь Бог, ты не можешь требовать больше- го. Так возьми меня, Господи, голым! Если хочешь ты моей милости и любви, а не жертвы и рабской унылой покорности. Я могу стать все- цело открытым перед тобой, ибо сам ты просил милости у меня, из любви ко мне, смертному, отвергнул себя и взошел на крест, неотра- зим этот крест твой... — 195 —
|