своим вмешательством наделать еще больших бед?.. И все-таки мо- ральный закон Канта требует: не оставайся равнодушным - дерзай! Кант утверждает: "...существенно хорошее в этом поступке состоит в убеждении, последствия же могут быть какие угодно"8. Ибо всякое творчество - риск, способность к риску есть мера творческого таланта. В свое время я пытался уже показать9, что последнее положение (необходимость идти на риск применения собственных произвольных схем независимо от последствий) было у Канта отнюдь не только мо- ральной доктриной. В форме концепции произвольности всех исход- ных познавательных актов это положение составляет суть кантовского учения о продуктивной силе воображения, развитого еще в "Критике чистого разума". Согласно этому учению исходным пунктом не толь- ко моральных решений, но и всех творческих актов вообще, в том числе и познавательных, является способность субъекта пойти на риск применения собственной произвольной конструкции ("синтетическое суждение априори") в качестве аксиомы - основоположения всех по- следующих дедуктивных выводов разума. Но сейчас я не буду под- робно останавливаться на теоретико-познавательном аспекте этой проблемы. Я попытаюсь продемонстрировать, что вышеописанный общий принцип философии Канта - принцип произвольности - есть, по существу, принцип теологический. Это - принцип свободы воли, т.е. главный принцип Нового Завета в противоположность Ветхому Завету с его принципом предопределения. В отличие от всех прочих - теоретических - антиномий Кант в своей этике не оставил без практического разрешения этой теологиче- ской антиномии: от отверг предопределение и осуществил рационали- зацию евангельской доктрины, исходя из самой глубинной ее идеи. Чтобы доказать это, поставим вопрос следующим образом. Уникальная особенность кантовской моральной концепции со- стоит в том, что, основываясь на принципе автономии воли, Кант от- вергает все содержательные "правила добра", навязываемые человеку извне, в том числе и от имени бога, что превращает его категоричес- кий императив в чисто формальное долженствование. Этот стериль- ный формализм - самая парадоксальная черта кантовской этики, кото- рая категорически требует от нас все силы свои положить на борьбу за добро и в то же время вводит строжайший запрет на какое бы то ни было его содержательно-теоретическое определение. Казалось бы, какое отношение этот кенигсбергский парадокс может иметь к Еван- гелию? Однако поставим вопрос: имеются ли в евангельских текстах10 какие-либо содержательные определения добра? Твердые правила, как его делать так, чтобы не вышло зла? — 184 —
|