Феноменология Души

Итак, перед нами встает задача архисложная, но и архиважная – разглядеть в образе Федора Палыча Карамазова, которого Достоевский нарисовал чуть ли не как совершенного уродца на посмешище публике, - символ человека грядущей эпохи, и не менее!

Начнем с того замечательного факта, что наш герой обитал в самой глубинке земли Русской, в небольшом городке, причем даже не в каком-нибудь Моршанске или Удоеве, а в Скотопригоньевске! Самое местечко это намекает нам на то, что мы имеем дело с истинно русским человеком. Скажу даже смелее, с русским – азиатом. Азиатом в лучшем из возможных смыслов этого слова. Азиат – это слово отсылает нас ко множеству смысловых коннотаций, среди которых – свободолюбие, жизнелюбие, простор, вседозволенность, та самая вседозволенность, которая проистекает не из консервативной морали, а из глубинных недр человеческой души.

У Германа Гессеесть эссе посвященное закату Европы, и как он называет Карамазовской Азии. Там он не пишет про Федора Павловича Карамазова, а пишет в основном про братьев, но он так характеризует русского человека, русского азиата: он не сводим ни к истерику, ни к пьянице или преступнику, ни к поэту или святому; в нем все это помещается вместе, в совокупности всех этих свойств. Русский азиат - это одновременно и убийца, и судия, буян и нежнейшая душа, законченный эгоист и герой совершеннейшего самопожертвования. К нему не применима европейская, то есть твердая морально-этическая, догматическая, точка зрения. Русскую душу не понять, хотя пытаются её втиснусть всем и силами в некий европейский канон, но от этого только происходит множество вытеснений в бессознательное, и эти вытеснения ничем хорошим не заканчиваются. И сейчас материал, который вытеснен в бессознательное, готов прорваться в сознание и уже прорывается через отдельных людей, вскоре прорвется и в больших масштабах, как я это полагаю – это уже не шутка. И возможно порвется именно в виде этого образа Федора Карамазова.

Русский азиат Карамазов, в нем внешнее и внутреннее, добро и зло, бог и дьявол неразрывно слиты воедино. Это – новый идеал, угрожающий самому существованию прогнившего насквозь европейского духа, представляется совершенно аморальным образом мышления и чувствования, способностью прозревать божественное, необходимое, судьбинное и в зле, и в безобразии, способностью чтить и благословлять их.

Федор Карамазов одновременно опасен, трогателен, безответственен, мягок, мечтателен, свиреп и глубоко ребячлив… Если вспомнить экранизацию этого произведения режиссера Горина (который как раз скончался), Федора играл великолепный артист старой школы Марк Пруткин, потрясающе! В него можно было влюбиться в свое время как в Мюллера в 17 мгновениях весны, который по сути являлся «адским сатаной», шефом Гестапо. Но дело не в Пруткине, и повествование я строю не на экранизации, а на самом романе.