|
Величайшая из мифологических трагедий заканчивается примирением Зевса и Судьбы, тем, что, представляет собой иной способ утверждения первоначал Платона — Нус и Ананке, Разума и Принуждения. Что сделало возможным это примирение? Каким образом оно совершилось? Что делает Афина для того, чтобы уладить раздор между светом и разумом, с одной стороны, и неведомыми нам причинами бедствий и скорбей — с другой? Во-первых, нам известно, что у Афины много общего с Необходимостью, поскольку Афина, кроме всего прочего, изобрела орудия, служащие ограничению и сдерживанию, научив людей гончарному делу, искусству ткачества и вязания, дав им для обуздания лошадей узду и сбрую, ярмо для волов. В ней самой соединяются предельные противоположности: ей необходимо примирять Нус своего отца и сковывающую власть Ананке, в сотрудничестве с которой он правит миром. Однако более глубокий ключ к полному разрешению данной проблемы, и вообще для этой части нашего исследования, содержится в самом выражении убеждение: им передается и убедительность Афины, и побеждающий характер ее речи, и очарование ее слов. Авторы трагедий и философы постоянно подчеркивали, что Ананке неумолима, не поддается убеждению, что сила слов на нее не действует. Тем не менее, Афина находит способ воздействовать на нее: «Убеждение направляло речь, изливавшуюся из моих уст», — говорит она. Суть речей Афины в том, что она предлагает Эриниям — терзающим человека неистовым силам необходимости, под гнетом которых оказался Орест, — место внутри божественного порядка. Вот он хаос, в котором уже в 20-м веке Н.Э. говорит Жиль Делез и постмодернисты. Она предлагает им некое убежище, подземный чертог, алтарь, где бы эти силы могли пребывать и быть почитаемыми — и, тем не менее, оставаться чужестранками: или «постоянно проживающими в стране гостьями», как о них говорится в конце трагедии. Не имеющим образа и безымянным, им будет дано имя и найден образ. Возможны и жертвоприношения. Примирение происходит. И между самими божествами тоже происходит примирение, когда Орест и его покровитель Аполлон покидают сцену. И отнюдь не Орест, страдающий герой, занимающий центральное место в пьесе, приносит всем исцеление. Несмотря на то что проблема, мучающая Ореста, связана с его отцом и его матерью, с их грехами и пролитой ими кровью, содержанием ее, этой проблемы, отнюдь не является Орест — ни в качестве конкретного лица, ни в качестве архетипического протагониста человеческого эго. Подлинная проблема пьесы заключается в космической, универсальной агонии, которой охвачен Орест. Возвращаясь к греческим мифам, мы получаем возможность увидеть наши личные агонии в их беспристрастном свете. — 128 —
|