|
Вначале цитата самого Сергея Курёхина из интервью журнала Медведь. Это интервью он давал в 1995 году за год до своей смерти: «У меня такое ощущение, что сейчас происходит битва Богов. Не соревнование идеологий, не борьба идеологий, а именно битва Богов! Такое ощущение, что должна появиться какая-то другая цивилизация, на принципиально других основах, нежели та, что существовала все последнее время. Столпы нашей цивилизации, Шекспир, Данте, Гомер, уйдут как точки отсчета. Приходит другая цивилизация, которая назовёт другие имена и будет базироваться на них. Люди раньше эти имена называли антикультурой.» Мне кажется, что это краткое замечание Курёхина, оно очень прозорливое, и нечто подобное действительно грядет. Но в связи с этим, собственно, и дальнейшее повествование. Мы вступаем в новую историческую эпоху. Это очевидно, она уже проступает и, я бы сказал, веет на нас свежим ветром, ветром Зефиром, который, как мы помним, состоит на службе у бога Эроса, Амура. Ведь это именно он подхватил Психею, которая бросалась от отчаяния в пропасть и принес её во дворец Эроса. Психея – это душа. Мы видим сейчас, что душа человечества стоит над бездной, и стало быть догадываемся, что где-то рядом уже Зефир. И не просто догадываемся – он веет на нас свежим дуновением своим освежая зловоние разлагающегося общества потребления, общества фальши и лжи, всеобщего очковтирательства. Собственно, цитата Курёхина для меня лично и служит этим свежим ветром. Остается лишь позволить душе решиться упасть. Помните, решиться упасть – это основная идея поступка Фридриха Клейна – самоубийцы из романа «Клейн и Вагнер» Германа Гессе. На мой взгляд, один из шедевров его наравне со «Степным волком», «Игрой в бисер», «Нарциссом и Гольдмундом». Клейн всю свою жизнь провел в страхе и в последний момент жизни (не важно было, упал он в жизнь или в смерть), Гессе воспевает этот момент как «решиться упасть». И за этим следует просветление героя. Гессе очень поэтично это описывает. Стоит нам решиться упасть, как подхваченные наверняка Зефиром, мы окажемся, как мечтали когда-то чеховские герои, в жизни новой, чистой, где «мы будем есть простой хлеб, носить простую одежду». Насчет Зефира, как тут не вспомнить куплет, который крутился в голове гиганта мысли Кисы Воробьянинова «Ночной эфир струит зефир», и как видно будет дальше, это символично, потому что Киса – тоже наш человек, как говорил небезызвестный Буба Касторский, который впрочем тоже наш человек. Так вот, мы будем есть простой хлеб, носить простую одежду в этом прообразе прекрасного дворца крылатого Эроса в новую эпоху, который видимо примется с удвоенным рвением оплодотворять наши души вдохновением, дабы мы увидели небо в алмазах еще в этой земной жизни. И небо в алмазах – это отнюдь не метафора, - мое воображение, уже прозревающее новую эру, видит сокрушительные взрывы алмазных месторождений и не только. Видит, как в небо полетят, скинутые уверенной рукой нового человека бранзулетки и брильянтики с шей, плеч, запястий, пальцев и прочих частей тела пресыщенных снобов и их фавориток. И мы, надеюсь, сможем воочию наблюдать этот фейерверк, и при этом спокойненько себе коньячком пользоваться – вот тут-то впервые и возникает образ вечно живого и вечно покойного Федора Палыча Карамазова, ибо как не вспомнить его «а я еще одну рюмочку, да еще, да на том и покончу», - естественно, как человек Нового времени, он, не понятый тогда даже самим Достоевским, но лишь прописанный им, - не ограничился этим посулом и выпил рюмок пять или шесть – этот замечательный пассаж нашего героя еще ждет своего исследователя, я же позволю себе в этом месте завершить поэтическое вступление и перейти, собственно, к основной теме. — 131 —
|