Социология. История и современность

Раздел IV. Развитие социологии в Германии

Однако здесь-то и коренится проблема. «Чисто индивиду­альное» в психическом процессе недоступно познанию в понятиях, да и вообще познанию как таковому. Научное по­нимание возможно здесь лишь постольку, поскольку речь может идти об общечеловеческом или, по меньшей мере, о том относительно общем, что есть и у познающего, и у предмета его познания, «причем эта общность, конечно, не является ни причиной, ни порукой истинного познания, но есть только одно из его условий». Отсюда вытекает положе­ние о «гипотетическом характере» объяснения всех истори­ческих событий и процессов. И дело не только в том, что мы по аналогии подставляем под определенные внешние собы­тия соответствующие процессы сознания. «Более того, мно­гозначность начинается уже в вопросе о том, где же вообще сознание служит основанием видимых событий, а где их ис­точником являются не осознаваемые силы...Развертывается вся загадка бессознательной духовности: совершаются внеш­ние действия, абсолютно аналогичные тем, основой которых обычно являются сознательное рассуждение и воление, но теперь — без возможности обнаружить такое сознание; от­сюда мы заключаем, что тут подействовали те же самые духовные мотивы, но только в форме бессознательности». С одной стороны, здесь имеются в виду те действия, причиной которых послужили «темные побуждения» масс. С другой стороны, в социальной жизни многое возникает хотя и в силу целеполагающей деятельности индивидов, но не как предна­меренный ее результат. Исследователю приходится решать в пользу большей или меньшей «сознательности», то есть предполагать решающую роль сознательного целеполагапия индивидов или, напротив, наделять «действующими энер­гиями» надличностные социальные образования.

Но «подставить» под исторические события сознатель­ные или бессознательные психические процессы — это еще не все. Даже если это будет сделано правильно, мы все рав-

179

Социология: история и современность

но не сможем говорить об истинном познании, если не пой­мем эти процессы. Что же такое понимание? Первым его условием является воссоздание в нас самих тех актов со­знания, которые позволяют «войти в душу» другого. Так происходит, например, тогда, когда мы понимаем некую вы­сказанную фразу: душевные процессы говорящего вырази­лись в словах, а эти слова вызвали в слушателе аналогич­ные процессы. «Однако такого рода непосредственное воссоздание имеет место и бывает достаточно только там, где речь идет о теоретических содержаниях мышления», так что «я понимаю, собственно, не говорящего, но сказанное». А чтобы понять говорящего, надо понять его мотивы. О «вос­создании» душевных процессов Зиммель говорит сле­дующее. Не может быть и речи о том, чтобы чувства, ска­жем, любви или ненависти, в той же мере испытывались историком, в какой испытывали их изучаемые историче­ские личности. Однако тот, кто не любил, не ненавидел, никогда не поймет ни любви, ни ненависти. Дело в том, что познание есть духовный процесс, он совершается са­мим субъектом и может быть только возбужден извне. «Это восприятие того, что, собственно, я не воспринимаю, это воссоздание субъективности, которое возможно опять-таки только в субъективности, но одновременно объективно про­тивостоит первой из них, — это загадка исторического познания, решение которой до сих пор едва ли пытались обнаружить в наших логических и психологических катего­риях».1 Традиционная историография также — пусть и не­осознанно — исходила из предположения о психологиче­ских закономерностях. Теперь историческая наука должна их нащупать и выявить. Зиммель считал это возможным, поскольку психические связи можно реконструировать и тем самым мысленно восстановить. Здесь обращает на себя вни­мание сходство с точкой зрения Джорджа К.Хоманса, со-