Рисунок: Белорусский крестьянин начала 20 века – Этнография Беларуси, с. 301. Максима "Делай, что должно, и будь, что будет" (ярко выраженная, например, пословицей "Паміраць сабраўся, а жыта сей") неустанно подтверждается белорусскими сказками. Белорус уверен, что он вовсе не случайно находится на своем, единственно должном, месте – в этой деревне, в этой семье, среди этого ландшафта и этих людей. Оттого Мужик редко пытается "переломить" судьбу, а если и пытается, то, как правило, неудачно. В абсолютном большинстве случаев он следует тем обязанностям и функциям, к которым его обязывает "должное место" ("Гараваў, працаваў, жыў, як усе"). Так, в сказке "Кавальчук і паніч" мудрый пан (чрезвычайно редкий образ в фольклоре), книгочей и естествоиспытатель, ради эксперимента подменил двух новорожденных – своего сына и сына кузнеца. Когда начали учить детей, выяснилось: настоящий панич тянется к знанию, а мнимый только и умеет, что играть с дворовыми мальчишками. При всем уважении к панской начитанности в сказке чувствуется насмешка. "Открытие", на которое пану потребовались годы, для Мужика вовсе не составляло секрета: он изначально знал, что пытаться изменить судьбу бессмысленно. Идея должного места для Мужика бесспорна: она колеблется в амплитуде от неудачной пробы причаститься панскому столу ("Нехай, яна, паночку, спрахне, гэстая гарбата! Усе печанцы гараць" [189, с.146]) и до не более удачной попытки обмануть смерть (сказка "Круці не круці, а трэ памерці"). Какое же место является должным для белоруса – не в час катастроф, а в структурах повседневности? В сказке "Чалавечае вока" мудрый царь ходит по земле (обратим внимание: царь избирает традиционный, идущий от Бога способ обретения опыта – странствование) и ищет причин недовольства народа. И видит: дети взвешивают глаз. А глаз тяжел: он перевешивает гору камней. Но ребенок слегка припорашивает глаз песком, и тот вмиг становится легким. "Дагадаўся мудры цар, што тагды чалавек будзе даволен, як ему песком прысыплюць вочы" [191, с. 42-43]. Глаз – извечный символ души человеческой, и не случайно в массовом сознании до сих пор бытуют представления о "добром" и "недобром" глазе, о "сглазе" и т.д. "Тяжелый" глаз тяжел в силу недоброты, корень которой – зависть. Ведь именно он зорко подмечает, что у другого и дом лучше, и скот справней, и жена красивее, и дети здоровее. Отсюда раздор, вражда, неистребимое страдание. Более того, даже реальная несправедливость – эта мысль тоже прочитывается в сказке – не должна быть слишком уж отчетливой. Ибо глаз, постоянно фиксирующий факты жестокости, ущерба, экзистенциальной трагедийности, становится недобрым, а человек с "тяжелым глазом" в боях за справедливость лишается главного качества – человечности. — 94 —
|