|
Вера и церковь в мировоззрении белорусского крестьянина. При том, что космогонические воззрения белоруса поражают глубиной, мудростью, а то и неожиданно утонченной философией – религия для него имеет характер, скорее, прагматический, на уровне отправления обрядов по принципу "так было от века" и соблюдения заповедей в их нормативном смысле. Тем самым религия задает достаточно строгий образ жизни в семье и в социуме, но не является основой метафизических исканий. Не случайна кочующая из сказки в сказку насмешка над "умным" евреем, который все сидит над своей "бубляю", а жизни не знает: ничего не понимает в крестьянской работе, например. Практицизм в отношении религии вовсе не означает недостаточной веры, это средство соотнесения ее с жизнью. Исходя из того, что вера должна помогать человеку, Мужик ищет в ней возможности, которые могут реально, "здесь-и-сейчас" воздействовать на ситуацию. Так, в "Казцы пра аднаго дзеда і Міколу" старик со всей тщательностью выбирает, кому бы из святых поставить свечку (в сказке подспудно "просвечивается", что старик беден, и не может купить несколько свечей). "Пастаяў ён, пастаяў ды й пайшоў шукаць якую-небудзь найбольш палезную ікону, а свечку ў карман палажыў" [140, с.63]. Затем дед предпринимает совершенно логичное действие: молится перед каждой иконой и ожидает результатов. Около иконы Николая-угодника старик обнаруживает, что свечка исчезла: "Раззлаваўся дзед ды як крыкне на Міколу: – А ты, стары чорт, за чым глядзеў? Вось табе хвіга, а свечку ўкралі" [там же]. Рисунок: Св. Николай – альбом "Живопись Белоруссии", с. 80. При таком понимании религии церковь играет не слишком значительную роль в жизни крестьянина. Вовсе не случайно и поп, и ксендз – образы не просто комические, но главным образом сатирические, а описание службы иронично: "От ужэ дзяк заўёў "харувімы", зрабіў колькасць выкрутасаў, выцягнуў, бы журавель, доўгую шыю, стаў на пальчыкі й так увесь падняўса ўгору, баццэ хацеў паляцець, каб прапець такім тоненькім галаском, як паюць на небе анёлы" [189, с.65-66]. Хождение в церковь хоть желательный, но вовсе не обязательный атрибут жизни Мужика, он куда менее значим, чем труд: "парабку й некалі хадзіць у цэркаў, калі тамака й папоў парабак ніколі не бывае" [189, с.177]. Об этом упоминают Н.Н.Улащик, и В.С.Короткевич: если зимой, в период затишья, люди ходили в церковь, то летом на это не было времени. Отметим для контраста: русская община ходила в церковь даже в периоды самой горячей страды. Вывод напрашивается сам: церковная религиозность – культ и отчасти даже вероучение (видимо, в силу своей вербальной "затемненности", туманности) для белорусского крестьянина не находятся в числе главных жизненных приоритетов. Прежде всего человек должен уметь говорить с Богом в своем сердце: "Не таго Бог выслухае, хто ўмее добра яго прасіць, а таго, хто не моліцца, а толькі шчыра ўздыхне да падыме вочы на Бога. Папоў да ксяндзоў Бог ніколі не слухае, бо яны не моляцца, а толькі благатаюць ці пяюць бы певуны, распусціўшы хвост" [190, с. 237]. И, наконец, именно об отношении к религии с точки зрения быта и здравого смысла свидетельствуют образы святых, которые в понимании Мужика не так уж и святы, поскольку обладают человеческими недостатками. — 91 —
|