|
Михал Ромер, один из самых проницательных деятелей "краёвого" движения, назвал эту группу "полуинтеллигенцией", но вовсе не в отрицательном смысле, который свойственен этому слову сейчас: "Среди студенческой молодежи, – писал он, – много тех, кому симпатично белорусское движение, но большая часть потом отходит от него. Зато к движению притягиваются элементы из т.н. "полуинтеллигенции". Среди белорусских деятелей много самоучек из народа, много народных учителей, работников кооперативов, вообще тех, кто вышел из народа, но сохранил с ним контакт <…>. Белорусские деятели создают центры пропаганды в деревнях и местечках, развивают издание популярной литературы и печати, кое-где имеют своих активистов среди крестьян, иногда устраивают любительские представления и т.д. Во главе движения находится популярный еженедельник "Наша Ніва" [Цит. по: 192, с. 337]. Второй, пусть и не такой выраженный, но тоже объективный фактор таков: государство железной рукою искореняя польские влияния в городах, подчас добивалось неожиданного результата: многие горожане, вынужденные отказаться от знакомого польского, обратились к языку и культуре отцов и дедов. Но не менее значимую роль сыграл и субъективный фактор – как, впрочем, и для большинства славянских народов того времени (поляков, чехов, сербов и ряда др.) – а именно европейский романтизм, проникший в студенческую и гуманитарную среду. Одна из самых ярких тенденций романтизма – тенденция укоренения, предполагающая поиск истоков творчества в недрах народной культуры (явно выраженная у Э.Т.А. Гофмана, Ш. Перро, братьев Гримм, братьев Шлегелей и др.). Она характеризовалась восприятием народа как хранителя извечной мудрости, фольклора как основы профессионального творчества, идеализации деревни и крестьян. Отсюда – интерес к крестьянскому быту, обрядам и к культуре деревни в целом. Во многом именно благодаря белорусским "романтикам" в течение нескольких десятилетий отечественная культура утратила клеймо "мужыцкай": появились изучавшие ее этнографы, пишущие на белорусском языке поэты, собиратели национальных костюмов, керамики, гобеленов, первые белорусские газеты, издательства и наконец – белорусское учительство, обучавшее детей на "несанкционированном" языке. Деятельность этнографов и фольклористов. В целом эта деятельность началась гораздо ранее, чем в описываемый период. Еще в 1822 г. были изданы краткое описание и словарь белорусского наречия К.Калайдовича, а в 50-е годы начала работать Виленская Археологическая комиссия под руководством Е.Тышкевича, куда входили А.Киркор, Ю.Крашевский, М.Малиновский, Т.Нарбут и др.). Однако в первой половине столетия большинство исследователей, даже из тех, кто признавал самобытность белорусского этноса, считало, что эта культура безвозвратно погибла, а ее проявления является своего рода атавизмом. Например, К.Калайдович писал о том, что в 20-х годы XIX в. белорусский язык, да и то в варианте диалекта, бытует лишь в Могилевской и Витебской губерниях и отчасти на Смоленщине. Известна также фраза А.Киркора: "Белорусскому народу больше не зазвенит его родной язык, и сам он, как народ, пропал" [180, с. 28]. Как показало время, замечательный краевед ошибался: если перефразировать аформизм Марка Твена, слухи о смерти белорусского народа были сильно преувеличены. — 62 —
|