Рисунок: Старуха в национальной одежде – Этнография Беларуси (задняя сторона обложки). На этот вопрос отвечает сказка "Нездаволены муж і хітрая жонка" – один из тех крайне немногочисленных текстов, которые вообще его поднимают. Однажды Баба, муж которой считал ее бездельницей, предложила ему поменяться "социальными ролями": она пойдет на косьбу, а он приготовит еду и присмотрит за домашней живностью. Пытаясь одновременно молоть муку, сбивать сметану, следить за телятами и т.д., он добился лишь того, что разбил посуду, предоставил избу в пользование свинье и – поскольку та испугала курицу, сидящую на яйцах, – принялся высиживать их сам. Попутно он так извозился, что родители жены приняли его за черта [206, с. 221-223]. Божье наказание. Безусловно, любой зрячий Мужик (в том числе и сказочник) не мог не заметить изнурительного труда крестьянки. Но в этом случае наготове было оправдание: так повелел Бог. Наиболее выразительно его демонстрирует сказка "Як Хрыстос вучыў людзей". Действие ее происходит в "золотом веке". Герой встречает Христа, который делает ему соху и учит ей пользоваться. Но первый блин вышел комом: волы самовольно выпряглись из сохи и убежали в кусты. В этот момент на поле появилась Баба, принесшая мужу обед. Обругав мужа – бездельника и неумеху – она велела, чтобы он впряг ее в соху. Увидев это, Христос спросил: "Што ты робіш, чалавечэ? На што ты мучыш жанчыну? – Мне не важко, – адмаўляе яна, – бо куды вам, мужчынам, да нас, жанок" [189, с. 106]. Сказочник объясняет это вопиющее нарушение субординации безобидным желанием женщины похвалиться, доказать, что она способна справиться с тяжелой работой. Но Христу не понравилась самонадеянность Бабы, и он навсегда наказал ей "рабіць, як чорны вол", более того, предсказал, что ее труд будет со стороны незаметен. "От і цепер жанчына працуе ад ранку аж да поўначы, але яе работы ніхто не бачыць", – сочувствует сказочник [там же]. Впрочем, сочувствие скоро становится насмешливым: "Заўжды яна бярэцца не за свае дзело, а наробіць, бы кот наплачэ" [там же]. Наказание, наложенное на женщину Христом, страшно не тем, что она должна трудиться (труд в белорусской крестьянской культуре тождествен понятию "стиль жизни"), а тем, что ее усилий никто не замечает. Вероятно, от этой должной невидимости, свойственной традиционной культуре, и исходит образ крестьянки – Бабы, отказавшейся быть "невидимой". Путь его создания – от противного. В первую очередь, "от противного" по отношению к Мужику. Зачем нужна такая Баба? Мужик трудолюбив – Баба ленива. Мужик молчалив – Баба "языката". Мужик скромен – Баба самонадеянна. Мужик верен – Баба изменница (часто по глупости или поддавшись на красивые "песни" Попа, Дьяка, Шатана и т.д.). Мужик, как правило, по-крестьянски практичен – Баба нередко транжира. Впрочем, она бывает даже чрезмерно прижимиста, но лишь в том случае, когда траты касаются других: себе она с радостью позволяет обновы и ради этого нередко связывается с Чертом (иногда он выступает в облике Панича). В то же время она может побить мужа за то, что он тратит деньги на выпивку (в этом случае последняя трактуется как единственный доступный способ расслабления после трудового дня); она способна безжалостно отравить верного пса – "лишний рот" ("Сабака й грошы"); наконец, она попрекает куском хлеба собственного ребенка-калеку: "Не шкадуе каваліха, на яе ліха, свайго дзіцяці, бо, кажэ, якая зь яго карысьць. Калека – не памога, а толькі абуза. Хаць бы яго Бог з сьвету прыбраў... Слухаў, слухаў каваль праклёны дурное бабы, але нічога не можа парадзіць" [189, с. 78-79]. Если практичность Мужика выражается в добросовестности и экономии, то прагматизм Бабы вырождается в жадность и бездушие. Напрашивается вывод о том, что "отрицательность" Бабы призвана оттенять "положительность" Мужика. Однако при всей необходимости этого вывода он недостаточен: такое объяснение игнорирует яркость, юмор, "бойцовское", победительное обаяние Бабы, благодаря которым функция "оттенения" явно отходит на второй план. — 176 —
|