|
Ответом на панскую фанаберию служат чувство собственного достоинства и юмор Мужика – не только в сказке, но и в жизни. Вот реальная история, произошедшая в белорусской деревне: "Однажды, упрекая в чем-то крестьянина, дворянин получил вместо ответа фигу. Все произошло при свидетелях, и он, посчитав это страшнейшим неуважением, не откладывая поехал в волость, где пан писарь написал соответствующую жалобу. Рассмотрение дела затянулось, т.к.. разрешить дело об оскорблении дворянства должен был земский начальник. Тот присудил виновного к пятирублевому штрафу. В то время (начало ХХ в.) это была огромная для крестьянина сумма. Можно себе представить удивление писаря, когда, достав деньги, ответчик… попросил пана писаря записать не пять рублей, а десять. На вопрос, почему десять, виновник ответил, что теперь он знает, сколько стоит фига, и хочет показать дворянину еще одну, что впоследствии и сделал" [197, с. 31]. Модель "внутренней победы". Поражение Пана в поединке с Мужиком – главная награда крестьянину. Можно даже говорить о своеобразном законе сказки – победе слабого над сильным. В реальности она куда менее достижима, но крестьянская хитрость и насмешка задают модель внутренней победы над Паном и в действительной жизни. Эта никому не видная, но абсолютно явственная для Мужика победа обоснована: во-первых, это победа человека над античеловеком (и античеловеческим началом в принципе), во-вторых, это победа истинного над показным. Пан есть выражение показного, демонстрации, которая прикрывает ноль, и Мужик это хорошо чувствует. "Яму не трэ добрэ рабіць, а як ён веліць," – так объясняет это герой сказки "Валачашыса парабак, ці служачы хлеб сабачы". Далее следует тот же вывод, к которому пришли и мы: "Усё робіцца не на карысь, а на паказ" [189, с. 107]. Показателен и финал сказки: поработав на Пана и на Попа, юноша понял, что доброго отношения от них не дождаться. А помогли ему в беде черти. Так Черт в очередной раз продемонстрировал большую близость к человеку, чем власть предержащие. Пан и Царь. Существует еще один значимый нюанс в поведении Пана, который возмущает Мужика. При всей своей античеловечности, исконной чуждости крестьянину Пан требует от крестьянина не только почтения (обусловленного разностью социальных статусов), но и сыновней любви. Так, представляющий крестьянам нового пана "асэсар" говорит: "От вам новы пан. Слухайце яго да шануйце, так й ён не пакіне вас, а будзе вам як бацько" [189, с. 78]. Вот эта-то лицемерная претензия на отцовство более всего претит Мужику. Эту роль крестьянин приписывает Богу, иногда – да и то с оговорками – Царю, но уж никак не Пану. Более того, как мы уже говорили, отношения "Пан – Бог" строятся от противного: не случайно Паны воспитаны антиподом Бога (змеем, "Шатанам") и возникают на земле после исхода Бога на небо. Что касается отношения "Пан – Царь", то оно основано, скорее, на идее "преграды": паны (генералы, сенаторы и т.д.) преграждают Мужику путь к Царю: "Прышоў [дурень] пад царськіе палацы, але ніяк не мажэ даступіцца да цара, бо паны не пушчаюць. Ведамо, кала цара заўжды стаіць варта" [189, с. 144]. Тем не менее, случайность помогает пройти Мужику к Царю, и Царь дает ему "маніхвэст", который призван обеспечить "людзям слабоду, каб паны з іх не здзекуваліса. Згаджаецца цар даць людзям й зямлю... Падзякуваў дурэнь цару, пакланіўса аж да землі, узяў маніхвэст за пазуху да й пайшоў. Але, ведамо, не спадабаласо паном, што цар даў людзям слабоду, от яны і схавалі царські маніхвэст да яшчэ гарэй пачалі ціснуць хрысьцян" [там же]. Несмотря на то, что сказка "Дурэнь" рисует Царя отнюдь не в розовых тонах (он соглашается на манифест лишь под давлением Дурня, ожидая от того помощи в освобождении своей дочери от змея), тем не менее, с ним возможен честный договор, в отличие от Пана, которому "служы ... верне, та ён табе пердне". Потому Пан никак не может претендовать на отцовскую роль в жизни крестьянина: образ белорусского Отца предполагает справедливость, а не вероломство, и в целом – отношения договора (завета), в чем-то сходные с библейскими отношениями Бога и человека, уж не говоря о нравственности, последовательности, спокойной сдержанности и трудовых умениях сказочного Отца, которые полностью отсутствуют у Пана. — 145 —
|