|
В белорусской сказке священник является связующим звеном не только Божественного и человеческого миров, но и третьего, подземного: отсюда, вероятно, и проистекает популярное в народе представление о том, что в церкви живут черти. Потому истинно святому человеку (вспомним сказку "Сьвяты чалавек") в церковь ходить незачем. Поп как посредник. Посредническая роль Попа вызывает противоречивые эмоции: с одной стороны, он опасен, ибо наделен сверхчеловеческими знаниями. С другой стороны, здравый смысл Мужика не может игнорировать несовпадения образа реального Попа и его почетной роли. Более того, чувство собственного достоинства Мужика, понимающего свое место "под Богом", не позволяет ему всерьез воспринимать посредников между ними (вспомним хотя бы его отношение к канонизированным святым). Вот этот-то синтез причин и порождает ироническое и не слишком доброжелательное отношение Мужика к Попу. Здесь играет свою роль и близость Попа к сильным мира сего, главным образом, к Пану. Молитва – корыстная и бескорыстная. Мужик скептически относится к молитве Попа: "от зайшоў ён у вадну хату, паблагатаў трохі да й сеў на лаву" [189, с. 156]. Вспомним более развернутое описание поповой молитвы и объяснение ее неприятия Богом: "Папоў да ксяндзоў Бог ніколі не слухае, бо яны не моляцца, а толькі благатаюць ці пяюць, бы певуны, распусціўшы хвост" [190, с. 237]. Этому невнятному действию противостоит прямое крестьянское общение с Богом: истинно верует тот, "хто не моліцца, а толькі шчыра ўздыхне да падыме вочы на Бога" [там же]. В отношении Мужика к Попу (Ксендзу) как к неверующему (во всяком случае, не верующему истинно) особо значимы два момента. Первый – "непонятность" цековной службы, для белоруса отягощенная еще и периодическими сменами языка богослужения. Отсюда в сказке (и особенно в анекдоте) много попыток "народной этимологии" – сближения элементов богослужения с опытом крестьянина, в свете которого они выглядят не просто комично, но и абсурдно: "А чаго вы, бабка, плачаце? – Як жа мне, галубок, не плакаць, калі чыталі ў цэркві, што на тым свеце будзе "плач і скрыгат зубамі". А чым жа я буду скрыгатаць, калі ў мяне ні аднюсенькага зуба няма?" [140, с. 55]. Мысль о том, что молитва Попа – пустое сотрясение воздуха, тесно связана с другой – что за это Поп получает реальные деньги. Отсюда вырастает представление о корыстности Попа (Ксендза), об использовании молитвы в утилитарных целях (добыча денег, благ, возможность связи с чужой женой под маркой "одарения святостью" и т.д.). Вследствие этого для сказочных текстов типична такая установка: "Даўней ксендзы валачыліса па сьвету да дурылі людзей, каб яны слухалі паноў, шчыро рабілі да давалі на хвалу Божыю. А дзе там тое Бог бачыў? Людзі дадуць, а ксендзы да паны сажруць" [189, с. 238]. Недаром "блыгатаньне" Попа в крестьянской избе завершается так: "Бачыць жанчына, што поп разсеўса кала стала, нема чаго рабіць, пачала шукаць пачосткі. Тым часам поп седзіць да круціць галавою: пазірае ён, ці нема ў хаці чаго-небудзь здатнаго, каб узяць сабе" [189, с. 156]. — 149 —
|