|
По другой версии, паны родились людьми, но воспитывал их змей. Потому они стыдятся человеческого происхождения и принимают "звериные" фамилии (Волк, Свинский и т.д.). Их покровитель змей находится при последнем издыхании, разлагаясь еще при жизни, а они вдыхают этот "аромат" с упоением. Итог закономерен: "Прасмердзеліса паны да й пачалі самі гнісці" [191, с. 158]. Заметим уже знакомый мотив: "панство" сокрушится само собой, ибо источник гнили – не вовне, а внутри, а потому революционные меры здесь не действенны. Единственный возможный способ существования в таких обстоятельствах – трезвое понимание ситуации и терпеливое ожидание перемен. Правда, в некоторых сказках отмечается бесполезность всякого ожидания: "Толькі ось адзін раз вельмі доўго не было пана. Розно гадалі людзі. Другіе пашлі гаманіць, што ўжэ саўсім не будзе пана, што нас возьмуць у казну ці саўсім пусцяць на волю. Толькі быў у нас адзін п'янчужка, дак той праўду казаў, што балота без чорта не будзе – адзін загіне, десяць будзе" [189, с. 77]. Пан или Черт? Это сравнение не случайно, потому на нем следует остановиться подробно. Панство изначально "нечисто". Уже в силу исконности взаимоотношений Пана с темными силами (Шатаном, змеем) Пан – "нелюдь". С другой стороны, и сказочный Черт нередко выглядит как "панічок у капелюшыку". Таким образом Черт и Пан связаны двуначально, взаимными нитями. Я уже отмечала, что Чужой или в крайней своей модификации Враг устойчиво связывается с нечистой силой: не случайно латинское "inimicus" ("черт") в русском языке тождественно слову "враг" [175, с. 223]. Но при этом Черт во многих сказках гораздо привлекательней Пана. Как правило, в этом случае он не похож на "панічка", его облик не фиксируется, из чего можно заключить, что Черт появляется в своем традиционном виде. В таких сказках он даже может быть хранителем народной мудрости. Так, бабу, под его руководством готовящую "гарэлку", Черт наставляет совершенно по-крестьянски: "Бачыш, якая сіла ў хлебе. Хлеб усему галава"; "Пачакай, не спешы на шыбеніцу ўперод бацька, бо хто спешыць, той людзей насмешыць" [189, с. 93]. Для того, чтобы разобраться в этом парадоксе, следует детальнее проникнуть в образ Черта, который в народной самосознании куда привлекательнее, чем Пан. Здесь уместно вспомнить классический анекдот: "Тату, тату! Чорт да нас лезе ў хату! – Глупства! Абы не пан" [140, с. 24]. Двойственность Черта. Первое, с чем мы сталкиваемся, – двойственность Черта, характерная для фольклора, да и в целом для народного мировоззрения, и исходящая, вероятно, из противоречивости средневекового отношения к языческим персонажам: негативные с точки зрения христианства, они оставались глубоко привычными для людей. Это отразилось не только в сказках, но и в религиозной литературе. Так, в русских житиях святых бесы, которых закляли праведники, трудятся во благо христианству: например, помогают строить Киево-Печерскую Лавру. Во многом именно непоследовательность, амбивалентность Черта – то качество, которое поднимает его над Паном. Черт альтернативен: в нем таятся разные возможности – в том числе, и возможность добрых поступков. Кроме того, Черт обладает другими характеристиками, которые примиряют с ним Мужика. — 137 —
|