|
Противопоставление "разум – трудовая жизнь" – общее место множества сказок. Нередко оно обогощается дополнительными оттенками. Так, ученый сын велит отцу не платить страховки за кобылу, вполне адекватно обосновывая это грабительскими условиями страхования. Друг отца деликатно, но и твердо комментирует это так: "Эй, сябрэ, нашоў каго слухаць. Кепьско, калі яйца курэй вучаць. Мо там па пісьменнаму і гэ, але ты чуў, што людзі кажуць: Бога хвалі, да й чорта не дражні. Выбачай, твой сын разумны хлопец, пісьменны, але ў нашум мужыцком дзеле яшчэ нічого не знае, бо, ведамо, блазан" [189, с. 202]. Разум как возмутитель спокойствия и стабильности неоправдываем ни рационализациями (накладные условия страхования), ни – тем более – пониманием вещей с точки зрения здравого – но чуждого, городского смысла. Разум как отчуждение. Разум не только ленив, а и кичлив: он выдергивает человека из среды, в которой тот рожден, отрывает от людей, в кругу которых он должен находиться. Ученость нарушает сакральную для любой традиционной культуры установку – принцип уподобления каждого всем ("быць, як усе") и важнейшую белорусскую ценность – "тихость". Много повидавший и многое узнавший человек не может не выделяться из связанной традиционными нормами "грамады". Однако несмотря на то, что в белорусских сказках такое поведение считается предосудительным, отношение к нарушителю достаточно терпимое. Его не отвергают, не проклинают, не наказывают: его уговаривают образумиться. И хотя единственная мечта умудренного жизнью отца-крестьянина, которого угораздило породить умника-сына: "нехай толькі чорны вол наступіць на ногу, та ён кіне свае вымышляньне да будзе, як усе людзі" [там же], он не карает юношу и лишь намеком дает ему понять, что его эгоцентризм и хамство неприемлемы. В конечном счете "излишне умному" сыну предоставляют свободу действий, а вместе с ней и возможность убедиться в собственной неправоте. Здесь сказываются уже знакомые нам качества белорусского менталитета – окольность и деликатность. В сказках акцентируется еще один отрицательный момент излишней учености – непослушание: "дак ужэ такого набраўся розуму, што пачаў і старшых вучыць. Упікалі часамі яму людзі, кажучы, што яйца курэй не вучаць, але ён не слухаў" [189, с. 261-262]. Причем в отличие от героя первой сказки, этот юноша не лентяй, не "шарахвост", напротив, "удалы да працавіты", но "на свой век моо ўжэ вельмі разумны" [там же]. Коллизия сказки такова: удалой, работящий – да вот беда! – излишне разумный парень слишком горд для того, чтобы прислушиваться к рекомендациям родни и свояков в выборе невесты. "Ведамо, у нашум стане толькі на тое пазіраюць, каб жанчына была добрая гаспадыня, каб умела спекці хлеб да зварыць страву, а ўзімку паставіць кросна да абшыць гаспадара да дзяцей, каб не сьвецілі целам. А той хлопец шукаў сабе жонку самую разумнейшую, каб яна была такая цікавая да растаропная, як і ён сам" [там же]. Год или два ходил он по всему царству, да так и не нашел умной жены. Несолоно нахлебавшись юноша вернулся в родную деревню, где женился на девушке, которую и предлагали ему родные и свояки. Обратим внимание на то, что родители, не выпячивающие свой ум, в выборе невесты для сына оказались правы изначально: ведь важнейшая компонента белорусского разума – опыт. — 103 —
|