|
Рисунки: Белорусский юноша-романтик. – Этнография Беларуси, с. 133. Хлопец в картузе. – Этнография Беларуси, с. 251. Наиболее ярко насмешка по отношению к образованию проявляется в образах "чужих". Так, об ученом Еврее-талмудисте, который "усё над бубліяй сядзеў" сказочник говорит: "Ён такі пісьменны, такі навучны, такі разумны, што за розумам і свету не бачыць" [191, с. 92-93]. Здесь же можно вспомнить и экспериментатора-Пана из сказки "Кавальчук", и хитреца-Попа (Ксендза). Но об этом – чуть позже. "Сказка – ложь…"? В то же время представлять дело так, будто ум (знание, образование) для Мужика играет сугубо отрицательную роль, неверно. Иначе совершенно непонятны уже приведенные выше реальные факты. Добавим еще один, самый красноречивый. В 1941 г. (т.е. менее через тридцать лет после того, как А.К.Сержпутовский записал сказку "Самая разумная", о которой мы ведем речь) в Беларуси на 10.000 населения приходилось 24 студента. Это вполне отвечает европейским меркам того же времени. Начало этому было положено с 1905 г., когда детей стали отдавать в городские учебные заведения. Откуда же такое противоречие? Во-первых, оно исходит из самой специфики сказки, которая, несмотря на то, что "в ней намек", – все же "ложь". Во-вторых, противопоставление крестьянского ума другим его типам – панскому, поповскому, талмудическому – проводило своего рода демаркационную линию между Мужиком и Чужими или Другими, необходимую для сохранение "порога коммуникации" (термин К.Леви-Стросса), т.е. "порога" между культурами, который не позволяет этносу ассимилировать с другим, даже более "сильным". В-третьих, недоброжелательность к знанию относится не столько к нему как к таковому, а к тем качествам, которые нередко приходят вместе с ним. Так, известно, что "некоторые "ученые" [под "учеными" автор понимает свежеиспеченных телеграфистов и учителей начальной школы. – Курсив мой. Ю.Ч.] воспринимали свою "ученость" так серьезно, что, приезжая в родную деревню, все время молчали, т.к. не находили себе собеседников под стать" [197, с. 36]. Выразительный пример подобного "образования", незаконно поднимающего новоявленного "ученого" в собственных глазах, дает классический белорусский анекдот. Его герой, юноша, возвращается "з навукі" в родную деревню. Там он обнаруживает полное нежелание и неумение трудиться (наступил на грабли, которые огрели его по лбу, затем забрался в огород, съел морковку, влез в коноплю). Об этом юноша – в ожидании обеда после "трудового дня" – повествует "на латыни": "Настэмпус на грэбус, дастантус па лэбус, вырвантус марквянтус, улестус у канаплянтус і з'естус" [140, с. 73]. — 104 —
|