Социальный статус психотерапии

В ситуации послевоенного кризиса, когда репутация психоанализа была поставлена под сомнение, дильтеевская аргументация не могла удовлетворить естествоиспытателя, каким Лакан был и по образованию, и по стилю мышления, прежде всего, в виду иррационалистического толкования психоанализа как «науки о духе». Такое истолкование противоречило и позиции Фрейда, с упорством отстаивавшейся им на протяжении всей жизни. Другое дело - лингвистика и семиотика с их строгими законами, применение которых в антропологии было с успехом апробировано К. Леви-Строссом. К тому же переключение исследовательского интереса с переживаний «субъекта» на языковые структуры, объективно определяющие его мышление и поведение, идеально вписывалось в движение за отказ от интроспекционизма в психологии. Во Франции того времени престиж структурной лингвистики был высок, и поскольку непосредственной данностью, с которой работает психоаналитик, является речь пациента, законы этой науки казались как раз тем, что может придать психоанализу научный характер[13].

И вот 26 и 27 сентября 1953 г. в стенах Института психологии Римского университета прозвучал знаменитый доклад Лакана, который сам он назвал «публичным манифестом» нового Французского психоаналитического общества (102, с. 7). В своей речи Лакан отверг

наличные концепции терапевтических механизмов психоанализа, а именно, - делающую ставку на силу «Я» пациента (А. Фрейд), усматривающую источник невроза в довербальных либидинозных фиксациях (М. Кляйн) и полагающуюся на терапевтическое взаимодействие. Подлинным и единственным полем деятельности психоанализа, заявил он, является речь пациента, текст, который он произносит и не произносит.

Ego, к которому апеллируют сторонники Анны Фрейд, представляет собой воображаемую инстанцию, особого рода психологическую видимость, исчезающую, как только пациент начинает выражать ее словами: интимность и уникальность внутреннего мира «субъекта» превращаются в стандартные определения желаний, чувств и мыслей других людей. И если аналитик рассчитывает понять и разрешить невротический конфликт при помощи исполненного эмпатии, поддержки и т. п. взаимодействия с Ego пациента, то в поле его зрения всегда будет находиться «воображаемое отношение», связывающее его с субъектом в качестве «его собственного Я» (там же, с. 24). Такая стратегия лишь культивирует иллюзии и способствует объективации субъекта, т. е. его идентификации с мертвым, абстрактным, «статуарным» образом своей личности («Я»).

Но и то, о чем умалчивает пациент, т. е. вытесненное содержание его «инстинктивных» желаний, бессознательное, также не имеет непосредственного отношения к реальности, ибо прошлое, история даны как аналитику, так и самому пациенту лишь в качестве рассказа, эпоса, дискурса, оформленного в соответствии с определенными объективными законами - ведь «излагает он этот эпос на языке, который позволяет ему быть понятым своими современниками, более того предполагает наличие их собственного дискурса» (там же, с. 25). Этот общепринятый язык