Социальный статус психотерапии

Кроме того, в психотерапии, как и в медицине, образовании и многих других областях, положительный результат сам по себе - еще не доказательство эффективности метода. Невротический симптом может исчезнуть в результате внушения, которое, по меткому выражению Лакана, есть не что иное, как замена «своего Я? пациента «своим Я» психотерапевта. Безотносительно к пониманию сущности и функций инстанции Я[9], а также техники внушения, такая подмена не ведет ни к

постижению, ни к разрешению психологического конфликта. Способствуя более глубокому его вытеснению (одной из форм которого и является исчезновение симптома), внушение порождает лишь стойкую зависимость от (псевдо)терапии.

Приходится признать, что объективный метод измерения переноса и шире, - доказательства научности психоанализа сослужил последнему плохую службу. Стоит лишь на мгновение остановить бег по поверхности количественных показателей и углубиться в их значение, способы получения и т. д., как тут же обнаруживается их «метафизическая» (причем в обоих смыслах: «несводимая к эмпирическому факту» - в позитивистской перспективе, и «рассудочная», «формально-логическая», «пустая» - в перспективе диалектической) подкладка. Никакие «критерии аналитической проверки - ни верификация, ни фальсификация, ни гипотетико-дедуктивный вывод - к психоанализу не приложимы» - пишет Н. Автономова (4, с. 62). Это, действительно, так, с одной существенной оговоркой: дело тут не в какой-то таинственной специфике психоанализа, как, кажется, полагает автор приведенного высказывания, и даже не в «критериях счета» самих по себе, а в принципиальной ограниченности эмпирико-аналитической логики, определяющей предмет, исходя из внешних ему принципов, установок, паттернов, которые, собственно, и выявляются, измеряются и оцениваются количественными методами.

Чтобы «потрясти позитивиста»[10] не обязательно быть психоаналитиком, достаточно претендовать на конкретное изучение целостного предмета, в рамках любой научной дисциплины.

* * *

Состояние «холодной войны» между теоретиками и практиками психотерапии было подтверждено даже специальными эмпирическими исследованиями (280, 286). Из проведенного, например, Морроу-Брэдли и Эллиоттом опроса практикующих более пятнадцати лет психотерапевтов явствует, что, несмотря на информированность о результатах исследований психотерапии, специалисты не используют их в своей практике: «все они назвали свой опыт работы с клиентами, супервизиями, собственной терапией и практическими пособиями намного более значимым "источником информации" для своей практики, чем исследовательские статьи» (68, с. 177). Пытаясь разобраться в причинах такого положения дел, одни авторы указывают на непримиримое противоречие групповых интересов практикующих терапевтов, нацеленных на конечный результат, и академических ученых, ориентированных на получение ученых степеней и грантов. Другие полагают, что "неустранимый зазор" неизбежен в виду вторичности теории по отношению к практике: «исследователь обычно не является источником вдохновения, поставляющим практику новые полезные и пригодные для практики теории, а только лишь потребителем идей практика, которые он подвергает строгой научной проверке» (68, с. 176). Стоит экстраполировать эту аргументацию, например, на культурно­