Социальный статус психотерапии

3. А это значит, что вопреки заявлениям неокантианцев, экзистенциалистов^ «франкфуртских левых» и т. д. личность не только может, но и должна быть предметом научного и целостного конкретно-исторического анализа одновременно. Диалектический метод, разработанный классиками немецкой философии и Марксом, как раз и представляет собой адекватную этой задаче «технологию мышления». Впервые в мировой науке эта задача была решена нашим замечательным соотечественником Л. С. Выготским.

Глава 5. Предмет и задачи психотерапии в свете концепции культурно-исторического развития психики (Л. С Выготского).

В работах Л. С. Выготского и его коллег (А. Р. Лурии, А. Н. Леонтьева, Л. И. Божович, Р. Е. Левиной, Н. Г. Морозовой, Ж. И. Шиф и др.) антропология немецкой классической диалектики[87] 87 получила социально-психологическое развитие и экспериментальное подтверждение. Период с 1924 по 1934 г. без малейшего преувеличения можно назвать звездным десятилетием отечественной психологии. На базе Психологического института при Московском университете, Академии коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской, Экспериментального дефектологического института, клиники нервных болезней 1-го Московского медицинского института Выготский и его сотрудники разработали теорию культурно-исторического развития психики, а также ее применения в различных областях, к числу которых относится психиатрия и психотерапия.

Тем не менее, научная судьба учения Л. С. Выготского весьма неоднозначна. С одной стороны, оно считается - причем и официально, и фактически - классикой психологии, входит в ее «золотой фонд». Экспериментальные исследования ученого, разработанные им методики и в наши дни широко используются психологами всего мира, что само по себе необычно для времени, которому «свойственны бурные темпы развития науки», и «многие идеи устаревают на другой день после того,

как они были высказаны» (109, с. 9). В связи с развитием семиотики, философии языка и структурализма переживают нечто вроде ренессанса исследования Выготского, посвященные речи, проблеме знака и значения, хотя до популярности М. М. Бахтина их автору далеко.

Гораздо хуже обстоит дело с теоретическим наследием Выготского: несмотря на общепризнанную классичность, в большинстве западных учебников по психологии культурно-историческая концепция либо отсутствует вообще, либо излагается в усеченно-формализованной манере. Например, в своей почти тысячестраничной монографии по психологии развития Г. Крайг уделяет Л. С. Выготскому полторы страницы, на которых речь идет преимущественно о зоне ближайшего развития (96, с. 81-82). В фундаментальном труде по истории психологии Д. и С. Э. Шульц (526 с.) (218), Выготский не упоминается вовсе точно так же, как и в «одном из лучших в мире» учебников по психологии личности Л. Первина и О. Джона (136), «воспитавшем не одно поколение американских студентов» учебнике Д. Майерса «Социальная психология» (685 с.) и т. д. Парадоксальность этой ситуации заключается в том, что применяемые сегодня как нечто само собой разумеющееся экспериментальные, прикладные, семиотические и другие исследования Выготского являются лишь «первым этапом» и подтверждением его «теоретико-методологической программы» (109, с. 10). Использование их в «снятом» виде, в отрыве от этой программы и стоящей за ней антропологической теории немецкой диалектики носит исключительно технический характер и вряд ли имеет научную ценность. Нельзя не согласиться с А. Н. Леонтьевым, писавшим еще 20 лет назад: «Как один из крупнейших психологов-теоретиков XX в., он поистине опередил свое время на десятилетия. Именно в теоретико-методологическом плане сегодняшняя