Социальный статус психотерапии

Конкретно-историческое противоречие между принципом стоимости, отождествляющим человека с товаром (рабочей силой, имеющей определенную цену), и реальной социально-экономической возможностью личностного развития каждого человека и было зафиксировано в ходе междисциплинарной дискуссии о норме-патологии середины XX в. в качестве извечного экзистенциального противостояния уникальной личности и общественных установлений. Поскольку капиталистический способ производства создает автономного субъекта (формально свободного индивида), указанное противоречие приобретает

также форму личностных, или психологических, конфликтов, отсутствие которых в примитивных обществах зафиксировали антропологи.

2. Показав, что источником «психических расстройств» являются противоречия «неорганической», социальной жизни, Фуко очертил не только предметное поле психотерапии, но и систему ее базисных идеализации. Однако лишь косвенно и ... невольно. Позитивной разработке этой теме воспрепятствовала установка, которую он разделял с франкфуртскими «левыми», возложившими ответственность за отчуждение человека в современном обществе на [репрессивный] Разум.

В предпоследней главе своей книги он цитирует Примечание к 408 параграфу «Энциклопедии философских наук»: «подлинная психиатрия (psychische Behandlung) придерживается поэтому той точки зрения, что помешательство не есть абстрактная потеря рассудка - ни со стороны интеллекта, ни со стороны воли и ее вменяемости, но только противоречие в еще имеющемся налицо разуме... » и далее (там же, с. 471). Фуко наделяет это незначительное, в общем-то, проходное замечание Гегеля статусом формулировки «великого мифа об отчуждении в сумасшествии», объявляет его теоретическим результатом «того, что происходило в Убежище и Бисертре» (там же). Фейербаховский пафос по столь мелкому поводу, созданному к тому же самим Фуко весьма произвольным истолкованием гегелевского примечания, в котором речь идет о противоречии, а не об отчуждении в разуме, подчеркивает подспудный лейтмотив «Истории безумия... » - полемику с «Феноменологией духа». Если у Гегеля, познавая необходимость своего происхождения, разум преодолевает самоотчуждение и обретает свободу, то у Фуко необходимым условием познания безумия становится его отчуждение, изоляция, а разум в своей противоположности безумию сводится к идеологически ангажированному тюремщику-рассудку. Гегелевская

«Феноменология духа» завершает, полагает Фуко, процесс исключения безумия разумом в классическую эпоху, у истоков которого стоял, не кто иной, как Декарт, достигший уверенности, что «безумие больше не имеет к нему касательства» (там же, с. 64), и ... олицетворяющий европейский рационализм. В этом контексте итоговая антропологическая формула Фуко - «человек, его безумие и его истина» (там же, с. 509), приобретает совершенно определенный смысл: безумие и есть отчужденная разумом (моральным порядком) сущность человека; «впадая в безумие, человек впадает в свою истину», но равным образом и утрачивает ее (там же, с. 503). Соответственно альтернативой психиатрической теории (и позитивистской антропологии вообще) является иррационализм, а альтернативой психиатрической практики - ее [революционное] упразднение. И если в «Истории безумия... » подобная негативистская логика едва обозначена, то в книге «Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы» она выходит на первый план. Эта логика и станет предметом нашего анализа в следующем параграфе.