Социальный статус психотерапии

* * *

Во второй половине XVIII в. появились отчетливые признаки кризиса системы исправительных учреждений - то вдруг обществом овладел панический страх перед сумасшествием, надежно, как казалось, упрятанным в дома-изоляторы, то возникла необходимость выделить безумие из массы неразумия, определить его исходя из него самого, то, как из-под земли, выросли специальные заведения для умалишенных, в которых, они, правда, как и прежде, были доверены заботам надзирателей, а не врачей. Во всех этих новациях обнаруживала себя социальная потребность в преобразовании института изоляции. Ее основанием был реальный метаморфоз феодализма в европейских странах, выразившийся с

одной стороны, в проникновении буржуазного способа производства практически во все сферы жизни, становлении специфических для капитализма форм разделения труда (расчленения и перемещения труда), подготовивших технологическую почву крупной промышленности, а с другой - в перестройке политической системы общества.

Во второй половине XVIII вв. произошли фундаментальные изменения в сельском хозяйстве: общинные земли во Франции и Англии планомерно уничтожались. Лишаясь собственной земли, часть крестьян превращалась в сельскохозяйственных рабочих, другая же - неизмеримо большая их часть - пополнила ряды пауперов. В итоге в предреволюционное двадцатилетие нужда и безработица перестали быть сугубо городским явлением. Масса «социально опасных» элементов возросла. Первый кризис грянул в 40-е гг. XVIII в.: приток в города обезземеленных крестьян, закрытие мануфактур, возвращение солдат, - все это создало реальную возможность бунтов. Государство попробовало предотвратить их традиционными картельными мерами (арестами, высылками нищих и попрошаек и т. п.), но они не принесли желаемых результатов. Лишь последующий экономический подъем ослабил социальную напряженность. Второй кризис охватил европейские страны в 1765 г. Изоляцию попытались расширить, т. е. основать смирительные дома в сельской местности и даже покрыть ими всю территорию отдельных стран, однако большая часть этих учреждений исчезала так же быстро, как и появлялась. Наконец, ответом на третий кризис, разразившийся в конце 70-х гг., стало не ужесточение изоляции, а ее радикальное преобразование.

Прежде всего, была осознана экономическая нецелесообразность исправительных учреждений. Немалую роль в этом прозрении, без сомнения, сыграли потребности крупной промышленности в дешевой

рабочей силе. Ни минуты не сомневаясь в виновности заключенных «знаменитых государственных тюрем», Мирабо, тем не менее, сурово судит изоляцию: всем этим людям, пишет он, «не место в ... дорогостоящих домах, где они ведут бесполезную жизнь»; зачем находятся в заключении «девицы легкого поведения, каковые, будучи переведены на мануфактуры в провинцию, могли бы стать девицами работящими»? Или злодеи? Почему бы ни использовать их, «заковав в подвижные цепи, на тех работах, которые могут повредить здоровью вольнонаемных рабочих? Они бы послужили примером для других... » (там же, с. 395).