смыслы. Исследование генезиса исправительных учреждений - типичный пример такого «соскальзывания». Итак, основанием практики изоляции «лишних людей» в XVII в., является, как показывает анализ Фуко, становление капиталистического способа производства, которое, с одной стороны, разрушив базис традиционного хозяйства, создало массу безработных, а с другой, - сделав куплю-продажу рабочей силы основой общественной жизни, превратило эту «пеструю толпу» в асоциальную силу. В действительности королевский эдикт от 27 апреля 1656 г. был последней в ряду чрезвычайных мер, предпринимавшихся европейскими монархиями, начиная с эпохи Возрождения, для того, чтобы положить предел безработице или, по крайней мере, попрошайничеству (там же, с. 80). В XVI в. им предшествовали аресты нищих, отправление их на принудительные работы, изгнание. В результате религиозных войн, прокатившихся по Европе в XV-XV la Macca «подозрительных личностей» - согнанных со своей земли крестьян, отставных солдат и дезертиров, лишившихся заработков мастеровых, бедных студентов, больных, калек и т. п. - неуклонно возрастала. По свидетельству Т. Платтера в 1559 г., когда Генрих IV предпринял осаду Парижа, в городе насчитывалось более 30 000 нищих, что составляло треть его населения (там же). Последовавшая за недолгим экономическим подъемом начала XVII в. Тридцатилетняя война не только еще более увеличила число пауперов, но и создала революционную ситуацию. В 1621 г. происходят бунты в Париже, в 1639-м - в Руане, в 1652-м - в Лионе. Учреждение исправительных домов, поглотивших массу потенциальных бунтовщиков, и стало ответом на этот кризис, охвативший к середине XVII в. большинство европейских стран. В XVII-XVIII в. в. институт изоляции выполнял двоякую социальную функцию. В периоды
Практика изоляции получила, естественно, и идеологическое обоснование. Его краеугольным камнем стало наделение труда статусом моральной ценности (там же, с. 8 5). Речь идет не о том возвышенном прославлении творческой деятельности в любых ее проявлениях, которым гуманисты утверждали открывшийся им смысл человеческой свободы; как раз свободы в новом понимании труда было меньше всего. Высшей ценностью провозглашался труд как долг, первейшая нравственная и религиозная обязанность человека и, вместе с тем, основа общественного порядка и благосостояния, словом - наемный труд., который к концу XVII в. стал общепризнанным мерилом моральной и социальной благонадежности человека[64]. Соответственно, всякий, кто, в силу тех или иных обстоятельств жил, не трудясь, аттестовался как безнравственная, распущенная, в высшей степени подозрительная, опасная личность, подлежащая наказанию и исправлению. Так бедность, нищета, а вместе с ними и физическая или умственная неполноценность были облечены в термины вины и преступления. Нужно отдать должное интеллектуальной честности Фуко: сколь бы сильным ни был соблазн объявить «великое заточение» следствием «морального способа восприятия мира» (там же, с. — 113 —
|