88), он все же указывает на типичную для идеологической рефлексии инверсию причины и следствия: «Когда Board of Trade, - пишет он, - обнародовала свой доклад о бедняках, включавший предложения «как сделать их полезными для общества», она не преминула уточнить, что «бедность происходит не от недостатка в продуктах питания и не от безработицы, но от ослабления дисциплины и падения нравов» (там же). (там же).
Поэтому Общий госпиталь, как и все подобные учреждения, рассматривался не просто как приют для тех, кто в силу старости, болезни или увечья не может зарабатывать на жизнь своим трудом, но как исправительный институт, призванный устранять нравственные изъяны, не подлежащие обычному суду. Для исполнения этой миссии в распоряжение управляющих был предоставлен юридический и ф материальный аппарат - «столбы, железные ошейники, камеры и подземные темницы» (там же, с. 89).
* * *
Этическое обоснование принудительной изоляции безработных в
середине XVII в. сформировало во Франции, Англии и других европейских странах общественное мнение об обитателях исправительных учреждениях, так что, попадая в них, отдельный человек и целый социальный тип автоматически обретал статус «антиобщественного элемента». Последний и был создан, полагает Фуко, практикой изгнания из общества всех тех, кто не вписывался в «прокрустово ложе» буржуазного экономического, политического и морального порядка: «изолировали не каких-то "чужих", которых не распознавали раньше просто потому, что к ним привыкли, - чужих создавали... » (195, с. 96).
Действительно, вплоть до конца XVIII в. безумие и реально - в пространстве изоляции, и идеально - в социальном восприятии,
соседствовало с множеством других видов маргинального поведения, которое в классическую эпоху, эпоху Разума, определялось идеологами буржуазного остракизма как Неразумие. Помимо нищих и сумасшедших в исправительные дома заключались разного рода нарушители сексуальных и семейных устоев - венерические больные, гомосексуалисты, содомисты, расточительные и неверные мужья, развратные сыновья, падшие женщины; вероотступники и святотатцы - богохульники, колдуны, самоубийцы и, наконец, либертины, чье неразумие являло себя в вольности речей и нравов. Бесполезно искать то, что объединяло эту «пеструю толпу», подчеркивает Фуко, в общем признаке, якобы одинаково присущем поведению нищего, сумасшедшего, развратника и т. д. Такого признака попросту не существует, точнее он внеположен всем этим типажам и состоит в отклонении от новых социальных норм: по этому единственному критерию полицейские, судьи, чиновники и другие представители «общества», а на самом деле - буржуазного государства, отправляли в ссылку и делали чужаками «лишних» для капиталистического уклада людей. Тем самым Фуко признает, что практика изоляции маргиналов в Новое время обусловлена не утверждением «господства Разума», «морального порядка», сколь бы соблазнительным ни было такое объяснение в контексте рационалистического пафоса европейской философии XVII - XVIII вв., с одной стороны, и иррационалистического пафоса «франкфуртских левых», с другой; подлинной почвой и этой практики, и ее идеологических обоснований, и новых социальных норм было стремительное развитие капиталистического способа производства, подчинявшего себе посредством системы государственной власти как собственные исторические предпосылки, так и свежеиспеченные «девиации».
— 114 —
|