Тотальное подавление сексуальности обессиливает создавший культуру Эрос и освобождает разрушительные импульсы инстинкта смерти (Тонатоса), угрожающие самому существованию человечества. Вот почему, утверждает Маркузе, прогресс научно-технической цивилизации сопровождается ростом «жестокости, ненависти и научного истребления людей, который становится тем более стремительным, чем реальнее возможность уменьшения степени угнетения» (там же, с. 85). Но что же все-таки подвергается отчуждению «рациональной властью»? В гегелевской системе, равно как и в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» Маркса, отчуждение является отрицательным моментом саморазвития субстанции - абсолютного духа или предметно-деятельной сущности человека. Но этой логики более менее последовательно придерживается лишь Э. Фромм, призывающий к восстановлению утраченной в ходе буржуазного развития целостности личности. Т. Адорно, М. Хоркхаймер и Г. Маркузе идут по другому (картезианскому) пути, рассматривая сущность человека в качестве единства двух противоположных субстанций: наряду с (негативной) энтелехией буржуазной разумности они полагают в ней позитивное природно-жизненное начало, которое как раз и подлежит освобождению. Совсем, как у Платона: правит душой-повозкой пара коней, один из которых воспаряет к небесам, другой же, «причастный злу, всей тяжестью тянет к земле и обременяет своего возничего, если тот плохо его вырастил. От этого душа испытывает муки и крайнее напряжение» (141, с. 260). Правда, подлинно человеческим франкфуртские «левые» объявляют противоположность всего того, в чем усматривала сущность человека классическая философская традиция от Платона до раннего Маркса, а
Таким образом, в осмыслении как сущности человека, так и социальной истории, франкфуртская школа оставила позиции не только марксизма и гегельянства, но и немецкой классической философии в целом, возвратившись от диалектики, историзма и принципа конкретности к абстрактному противопоставлению культуры и натуры, разума и природы в Rousseau style. Психологической подпочвой этого отступления, вне всякого сомнения, были шок, унижение и чувство вины, испытанные немцами после Второй мировой войны: некоторые теоретические конструкции Хоркхаймера, Адорно и Маркузе изрядно напоминают — 109 —
|