Социальный статус психотерапии

универсальной значимости, то социальная (структурно-функциональная и культурная) антропология указала на их внутреннюю связь с жизнедеятельностью общественного организма. Абстрагируясь от различий отдельных концепций, общую установку Э. Дюркгейма, А. Р. Радклифа-Брауна, Б. Малиновского можно выразить так: нормы, как и любые другие культурные феномены, могут быть поняты лишь, исходя из функций, которые они выполняют в поддержании и развитии того или иного общества. Поэтому, например, несмотря на внешнее сходство поведения и речи Пифии с картиной шизофренической амбивалентности, а оргиастического танца менад - с коллективной истерией, психиатрические аналогии, столь любезные сердцу многих современных авторов[55], здесь не уместны. Институт индивидуальных пророчеств и оракулов, частью которого был Дельфийский культ, выполнял в Греции, так же как и во многих других обществах, определенную социально-психологическую функцию: предсказывая будущее, давал человеку уверенность, что за кажущимся произволом судьбы скрываются знание и цель. Без этой уверенности «разрушительное чувство человеческого невежества и уязвимости, трепет перед божественным phtonos и страх miasma ... были бы [для индивида] невыносимыми» (237, с. 75). Мантическая функция религиозных культов и получила обоснование в сакральном мифологическом событии - даре прорицания, высказываемого в спутанной

«бредовой» форме, полученном Кассандрой от отвергнутого ею Аполлона. Кассандра и была эталоном божественной пророчицы, которому следовала Пифия - ее профанное воплощение, а также множество других менее знаменитых вещунов и вещуний Греции. Столь же глубокие потребности лежали в основе Дионисийского, Орфического и других культов, посредством которых античное общество интегрировало «психических девиантов», делегируя им исполнение социально значимых функций.

Отдельные ученые и целые научные школы могут спорить о природе функций, выполняемых древними культами и ритуалами, но объяснять их психическими расстройствами участников, установленными в соответствии с современными нозологическими представлениями, как делают некоторые историки психиатрии, значит подменять конкретный социально-психологический анализ внешней рассудочной рефлексией.

В отличие от функционализма, культурная антропология, представленная исследованиями А. Л. Кребера, П. Раддина, Р. Бенедикт, М. Мид и др., уделяла ритуально-мифологической проблематике гораздо меньше внимания. Импульсом к оформлению этого направления стала дискуссия о соотношении биологического и социального в человеке, в которой в 20-е гг. XX в. приняли участие ведущие антропологи, социологи и психологи. Доводам сторонников биологического детерминизма, крайним выражением которого были евгеника и расизм, утверждавшие доминирующее значение наследственных факторов, культурные антропологи противопоставили множественные полевые исследования семейно-бытовых, экономических и социальных отношений, определяющих differentia specifica индивида в различных примитивных обществах. Так, М. Мид изучала формирование психологических особенностей человека, которые традиционно считались обусловленными