Теперь, обнаружив свой паттерн, я стала предсказуемой для самой себя. Я могла, дождавшись случая, когда та же самая проблема повторится, попытаться справиться с ней другим способом. Я еще не знала точно, как поступлю в следующий раз. Само собой, месяц или два спустя, я услышала привычную жалобу: «Когда мы сядем есть? Я умираю от голода\» И снова я почувствовала напряжение, но на этот раз, не дожидаясь, пока оно перерастет в гнев, я вспомнила свою скрытую вину. Теперь мне не надо было чувствовать ее заново, все, что я сделала, это вызвала ее в памяти. Мое напряжение немедленно спало, и интонация дочери сообщила мне совершенно другое. Вместо привычного: «Да что же такое с обслуживанием в этом паршивом отеле?» я услышала: «Мамочка, мне так плохо. Разве тебе все равно?» Конечно, мне было не все равно. Безо всякого напряжения я немедленно отреагировала на ее потребность: «Сейчас, сейчас, дорогая. Ужин уже почти готов». Это было все, что ей хотелось услышать от меня, — и больше ни звука из ее комнаты! Все это произошло четыре года назад, с тех пор у меня больше не возникало затруднений с этой конкретной проблемой. Никто из нас в сущности не изменился: она все еще порой ноет, когда я готовлю ужин; я по-прежнему напрягаюсь, будто она обвиняет меня в том, что я заставляю ее голодать. Но теперь я всегда могу вспомнить скрытую вину, прежде чем возникнет необходимость скрывать ее за гневом. Иногда я говорю: «Ужин сегодня будет немного позже. Сходи на кухню и перекуси пока чего-нибудь». Я больше не веду себя в старой, стереотипной провальной манере. Теперь я способна услышать сообщение своей дочери. Служит ли эта вина прикрытием для еще более глубокого скрытого чувства? Почему я (с такими сильными чувствами к еде) лишала пищи своего ребенка? Почему я (которую не так просто запугать авторитетами) слепо подчинялась велению педиатра? Если я так сильно стараюсь искупить эту раннюю депривацию дочери и если я, в общем и целом, вполне адекватная мать, разумно ли с моей стороны продолжать нести эту ношу вины? Каковы мои скрытые чувства относительно питания ? Я не знаю: я не психоаналитик себе. Я очистила один слой луковой шелухи, под ним лежит еще не один слой. Возможно, когда-нибудь мне удастся постепенно добраться и до них. А пока я получила немного больше свободы для использования свого интеллекта и опыта, чтобы стать чуть больше похожей на мать, которой мне хочется быть вопреки всем моим иррациональным импульсам: матерью, которая отвечает на сообщение ребенка. — 29 —
|