|
Исповедальная история повествуется от первого лица, она очень персонализирована и пропущена рассказчиком через себя. Мини-мелодрама о тяготах, которые пришлось переживать и преодолевать в поле, с рассказом о том, какой урон понес этнограф при работе, являются заметной чертой исповедальной истории. Реалистическая история сосредоточена на познанном, исповедальная — на познающем, а третья разновидность — импрессионистская история — пытается соединить познающего и познаваемое, сосредоточиваясь на самой деятельности познания. Импрессионистская история повествует не столько об исполнителе или о выполненном, сколько о выполнении полевой работы. Импрессионистская история осознает сама себя и, как импрессионизм в живописи, сосредоточена на новом использовании техники и стилей, подчеркивает эпизодические, сложные и двусмысленные моменты в исследуемой реальности. Импрессионистская сказка разворачивает событие за событием, предлагая процесс обучения. Когда ван Маанен описывал различные стили писательства, его цель состояла не в том, чтобы определить единственный истинный способ написания этнографических текстов, а в том, чтобы этнографы осознали классическое использование риторики, например, голоса, стиля и аудитории, и, Имея эти знания, могли сознательно и умело выбирать голос, который боль-1116 всего подходит к той истории, которую они хотят рассказать. 2GG Часть III. Семь этапов исследования с помощью интервью Ричардсон обращается к вопросу о том, как писать исследовательский отчет, при условии постмодернистского понимания того, что все знания конструируются социально: «Писательство — это не просто правдивое отображение объективной реальности, которая существует вокруг нас, ожидая, когда ее заметят. Наоборот, через посредство литературных и риторических структур писательство создает особенное видение реальности» (Richardson, 1990. Р. 9). Это ставит вопрос о критериях оценки текста — таких, как научная основательность, эстетический резонанс и этическая правота. Вместе с кризисом представления появилась неопределенность относительно того, что конституирует реальность. Ричардсон рассматривает вопрос с точки зрения модернистской веры во внешнюю природу фактов и в то, что якобы существует нейтральный ясный язык, при использовании которого научные тексты позволяют читателю видеть внешний мир таким, каков он есть. Она анализирует, как переписывание того, что узнал исследователь, само по себе становится центральной теоретической и методологической проблематикой, и ценностью наделяется само переписывание. «Язык не просто "прозрачно" отражает социальную реальность так, как она объективно существует вокруг нас. Скорее, язык — это конституирующая сила, создающая определенное видение реальности» (Там же. Р. 12). Грамматические, нарративные и риторические структуры языка, которым мы пользуемся, наделяют смыслом и ценностью темы наших писаний и в поэзии и в науке. — 233 —
|