|
Мое предположение о том, что пациент не завершил свое реагирование на отца в курсе первого анализа, подтверждается таким фактом. Это был первый случай, во время которого анализ был ограничен во времени аналитиком. Фрейд прибегнул к этому после долгих месяцев застоя и был вознагражден решающим для этого случая материалом. До ограничения во времени пациент был плохо настроен на анализ, выполнялась лишь небольшая актуальная работа. Теперь материал хлынул из бессознательного, и сон с волками во всем его значении прояснился. Кто помнит, с какой готовностью пациенты обвнно держатся за самый последний остаток материала и как охотно поддаются всему, чему угодно, вместо этого, тот понимает доводы в пользу эффективности ограничения времени на анализ. Может быть, это давление иногда действительно выявляет все, что имеется в наличии; но я могу представить, что неприступность, делающая необходимым ограничение времени, будет гораздо чаще использовать это ограничение в своих собственных целях. Таким, видимо, и был случай с Человеком-Волком. Было бы бесполезно продолжать анализ, не испытав одного из имеющихся сильных средств давления,- ограничение во времени; наш пациент чувствовал себя слишком комфортно в ситуации анализа. Не было иного пути, чтобы вызвать его сопротивление, кроме как устранить саму эту ситуацию. Это привело к тому, что пациент стал давать материал, достаточный для лечения, но это также позволило ему сохранить именно то ядро, которое позднее привело к психозу. Другими словами, его фиксация на отце была слишком сильной: с одной стороны, это могло бы воспрепятствовать какому бы то ни было анализу, а с другой стороны, это делало пациента неприступным в его последней цитадели. Почему у пациента развилась паранойя, а не возвратился его первоначальный невроз, сказать трудно. Возможно, первый анализ лишил его обычных невротических средств разрешения. Можно задаться вопросом, не был ли пациент все время латентно параноидальным. Некоторое основание для такого мнения можно найти в тенденции к ипохондрии, проявлявшейся у него на протяжении всего детства, в его застенчивости и склонности к уединению в юности, а также в его озабоченности своим носом в то время. Но остается фактом, что у него ни разу не развилась мания или какая бы то ни было утрата чувства реальности. Но, очевидно, главный довод против этой теории — его поведение во время анализа с Фрейдом. Определенно, перенос проливает свет на все те механизмы, которые способен предъявить пациент, в особенности на механизмы параноидальной природы; и, хотя одна часть детского обсессивного (навязчивого) невроза напомнила Фрейду о Шребе-ре, тем не менее в ходе фрейдовского анализа ни разу не возникло ни малейших проявлений какого-либо параноидального механизма. — 217 —
|