|
Признаки материнской идентификации были поразительны. Пациент начал думать о своем носе после приезда матери, у которой была бородавка на носу. Судьба подыграла ему, когда у его жены появился такой же недостаток и на том же месте. У его сестры были проблемы с кожей, и она, как и пациент, была озабочена своей внешностью. Беспокойство о цвете лица само по себе является женской чертой. Обычная жалоба пациента целиком восходит к его матери: «Я больше не могу так жить». Истерическая озабоченность его матери по поводу своего здоровья сказывалась на пациенте на протяжении его детских лет и в дальнейшем: так, например, она отразилась в его нынешнем страхе простудиться. Более того, даже нечестность в денежных делах была частью идентификации с матерью, которую он так часто и так несправедливо обвинял в нечестном разделе наследства. Видимо, высшей точкой идентификации пациента с матерью был экстаз при виде собственной крови, текущей из-под руки Х-Мы вспоминаем его детский страх перед дизентерией и кровью в своем кале, последовавший за жалобой матери доктору на «кровотечение» (предположительно вагинальное). Ребенок считал, что причиной заболевания таза у матери является коитус с отцом. Таким образом, именно пассивные коитальные фантазии породили экстаз, когда профессор X. взял свой инструмент и удалил небольшую железу. Очевидно, здесь также присутствует мотив родов, разрешения от бремени. Самой женской чертой пациента была привычка доставать карманное зеркальце, чтобы посмотреть на себя и припудрить свой нос. Вначале он одолжил зеркальце у жены; позже он купил себе такое же, дополнив его пудрой для лица; он вел себя совершенно так же, как современные ему женщины с компактными сумочками с зеркальцем и пудрой. Если симптомы, связанные с носом, объяснялись идентификацией с матерью, то беспокойство по поводу зубов — идентификацией с отцом, но с кастрированным отцом. Операция, перенесенная Фрейдом, была по сути зубной, и делал ее зубной хирург Таким образом, и Фрейд, и собственный отец пациента, ввиду своей продолжительной болезни и последующей немощи, были в каком-то смысле кастрированы. Вспомним также, что у слуги, которого маленький мальчик так сильно любил, по-видимому, был отрезан язык. Хотя нынешнее изменение характера у пациента было более глубоким, чем в детстве, здесь имеется несомненное сходство. В три с половиной года, в результате совращения сестрой и последующей актуализации пассивности, он стал болезненно чувствительным и агрессивным, мучил людей и животных. За его раздражением скрывалось мазохистское желание наказания со стороны своего отца; но внешняя форма его характера была в то время садистской. Наличествовал элемент отцовской идентификации. В нынешней перемене характера присутствовала та же регрессия на анально-садистский или мазохистский уровень, но с пассивной ролью пациента. Он становился объектом мучений и оскорблений со стороны других, тогда как в первом случае он сам был мучителем. Теперь он переживал свою любимую фантазию о Петре Первом и его сыне, убитом отцом; и профессор X. очень кстати во время самого первого визита больного беседовал с ним о другом царе и его сыне! В галлюцинации, в которой X. покалечил ему нос, проявилась фантазия о том, что его бьют по пенису. Здесь нет никаких элементов отцовской роли. Точно так же, как детское раздражение было попыткой спровоцировать наказание (другими словами, совращение) со стороны отца, так и нынешние настойчивые визиты к X. и постоянные требования лечения, явно означавшего кастрацию, играли ту же роль. — 215 —
|