Сказанное мной только что о терпении и мужестве, с которыми душа противостоит миру, отлично перекликается с тем, что позволяет Аристотелю придти в своем исследовании природы Блага к выводу, что каждое из пребывающих в мире сущих не может ориентироваться в своем бытии на лучшее сущее, не смешивая при этом свое благо, собственное благо, с тем, что излучается Верховным Сущим. То, что Аристотель называет филиа, то, иными словами, что знаменует возможность любовной связи между двумя подобными существами, может, будучи проявлением устремления к 101 Жак Лакан Ещё: глава VII Верховному Существу, рассматриваться и под иным, только что мною предложенным углом зрения — именно мужество и решимость терпеть невыносимые отношения с Верховным Существом служат качеством, по которому друзья, ф1\сн, узнают и выбирают друг друга. Внесексуальный, hors-sexe, характер подобной этики настолько бросается в глаза, что мне хотелось бы придать ему смысловой оттенок, который находим мы у Мопассана в странном словечке Орля — Horla, Нездешнее. Horsexe, существо, потустороннее сексуальному, внеполовое — вот мужчина, о котором грезила душа. Но женщины тоже оказываются влюблены, тоже души не чают в душе. Что представляет она собой, та душа, что любят они всей душой в своем, остающемся мужчиной до мозга костей, партнере — душа, из которой им нет исхода? Куда это приведет их, как не к тому последнему — я недаром так говорю — рубежу, что зовется по-гречески varepia, рубежу, где им придется выступить в роли мужчины? Поневоле чувствуя, что попали в безвыходное положение, вторя себя любовно в Другом, ибо чтобы быть Другим, знать себя Другим нужды нет, она сама становится тем самым существом хомосексуальным, или внеполым. Чтобы душа сумела быть, между ней и женщиной проводят различие, их диф-ференцируют. Когда женщину называют женщиной, ditfemme — это не что иное, как диф-фама-ция: ее обесславливают. Чем славны женщины в истории, как не бесславящими их россказнями? Честь Корнелии, матери Гракхов, у них, разумеется, не отнимешь. Говорить о той Корнелии аналитикам бесполезно, им на нее наплевать, но расскажите им о любой другой, и каждый скажет, что достохвальным детям ее это отнюдь не пойдет на пользу: они не перестанут бахвалиться до конца своих дней. Это лишь начало моего письма: что называется, для пущей душевности. Я упомянул здесь о куртуазной любви, явившейся в тот момент, когда хомосексуальную душевность совершенно запустили, предали немыслимому кошмару так называемого феодализма. На уровне подобного политического вырождения должно было поневоле стать ощутимо, что со стороны женщины что-то явно обстояло не так. — 67 —
|