Семинары книга 20. Еще

Поэтому Другой, на моем языке, — это не что иное, как Другой пол.

Что об этом Другом сказать? Что сказать о его позиции по отношению к тому возвращению, в силу которого сек­суальные отношения реализуются — к тому наслаждению, иными словами, в котором аналитический дискурс выде­лил функцию фаллоса? Функцию, чья тайна по-прежнему не разгадана — только фактическое отсутствие сочленяет наслаждение с фаллосом.

Значит ли это, что речь идет, как поспешили некоторые преждевременно заключить, об означающем того, чего в оз­начающем не хватает? Именно это и предстоит нам в этом году установить окончательно — а заодно и функцию фал­лоса в аналитическом дискурсе. Сразу скажу, что функцию черты, о которой у меня в прошлом году шла речь, безотно­сительно к фаллосу понять нельзя.

Остается вторая часть фразы, связанная с первой вы­ражением не является — не является знаком любви. Нам не обойтись в этом году без определения того, что лежит в центре всех выросших из аналитического опыта построе­ний — без определения любви.

Любовь — люди только и знают, что о ней говорить. Нужно ли напоминать, что именно она лежит в сердце­вине философского дискурса? Одно это должно явно нас настораживать. В последний раз я уже дал вам понять, что философский дискурс — это лишь разновидность дискурса господина. Одновременно я счел возможным сказать, что любовь нацелена на бытие — то самое, что в языке наиболее завуалировано: бытие, которое, ещё немного, должно было сбыться, или, иначе, бытие, которое, сбывшись, застало врасплох. Я добавил также, что бытие это есть, возможно, в означающем маэстро {metre), господин, что бытие это, воз­можно, нами повелевает, и что в нем скрывается коварный подвох. Не велит ли оно нам, в частности, задуматься над

51

Жак Лакан

Ещё: глава IV

отличием знака от означающего?

Итак, вот четыре исходных пункта — наслаждение, Другой, знак, любовь.

Обратимся к написанному в те времена, когда любовь не стеснялась говорить от имени бытия — откроем книгу Ришара Де Сен-Виктора о Троице. Мы исходим здесь имен­но из бытия, понятого — простите мне это вкрапление пись­ма в речь — как вестъчностъ (letrernel). Трактуется оно, впро­чем, весьма осторожно, по Аристотелю — не без влияния, конечно, посторонней ему формулы я есмь то, что есмь: истины, провозглашенной иудаизмом.

Когда бытие было провозглашено вечным и идея бы­тия — до тех пор затронутая лишь поверхностно, в первом приближении — оказалась таким образом, в этот кульмина­ционный момент, насильственно из временного процесса изъята, это привело к странным последствиям. Имеется, говорит Ришар де Сен-Виктор, бытие, которое, будучи веч­ным, является таковым само по себе; бытие, которое, буду­чи вечным, не является таковым само по себе; и, наконец, бытие, которое, не будучи вечным, не обязано этим хруп­ким, почти исчезающим бытием себе самому. А вот бытия, которое, не будучи вечным, было бы таковым само по себе — такого бытия нет. Из четырех комбинаций, в которых сочетаются друг с другом путем утверждения или отрица­ния свойства самобытия и вечности, лишь одна, четвертая, Ришаром де Сен-Виктором решительно отвергается.