От этих истин никуда не уйти, но они поведут нас дальше. Благодаря чему? Благодаря письму. Письмо не противоречит этому первому приближению — ведь именно оно покажет, что перед нами здесь восполнение той «не всей», на которой как раз и зиждется наслаждение женщины. Этому наслаждению тем, что она «не вся», то есть наслаждению, благодаря которому она отсутствует каким-то образом в себе самой, отсутствует как субъект, и находит как раз женщина заглушку, а, в будущем своем ребенке. Что касается х, то есть того, что, будь у нас возможность записать сексуальные отношения основательно, фигурировало бы как мужчина, то это всего-навсего означающее, 45 Жак Лакан Ещё: глава III ибо, вступая в игру в качестве означающего, мужчина делает это не иначе, как quoad castrationem, то есть постольку, поскольку он связан с фаллическим наслаждением. Стоит, иными словами, дискурсу, аналитическому дискурсу, подойти к делу серьезно и признать, что условием письма является его опора на дискурс, как от формул не остается камня на камне и выясняется, что сексуальные отношения записать невозможно. Записать, я имею в виду, настоящим письмом — тем, что обусловлено в языке дискурсом. 4 Буква — это в принципе эффект дискурса. То, о чем я рассказываю, обладает замечательным свойством — это всегда, по сути, одно и то же. Не то, чтобы я повторялся — дело не в этом. Дело в том, что слова мои приобретают смысл позже, задним числом. Когда я впервые, кажется, заговорил о букве — а было это лет пятнадцать назад, где-то в госпитале Святой Анны — мне случилось обратить внимание на тот известный всему читающему миру — то есть далеко не всем — факт, что буквы финикийского алфавита были обнаружены сэром Флиндерсом Петри на египетской глиняной посуде до-финикийской эпохи, для которой они служили своего рода фабричным клеймом. А это значит, что буква возникла первоначально на рынке, типичном продукте дискурса — возникла гораздо раньше, чем кому-то пришло в голову использовать ее для чего-то такого, что вовсе не является коннотацией означающего, но ее разрабатывает, ее совершенствует. Эти вещи следовало бы рассматривать для истории каждого языка по отдельности. Ясно, к примеру, что вызывающие у нас столь сильное раздражение буквы, которые мы неизвестно почему называем другим словом: charactere — я имею в виду китайские иероглифы, — возникли в древнем китайском дискурсе способом, ничуть не напоминающим гот, которым произошли наши собственные. Будучи продуктом аналитического дискурса, буквы, которыми я здесь пользуюсь, не равнозначны тем, что вышли, скажем, из тео- — 27 —
|