Измерение означающего выходит на первый план лишь тогда, когда вы обнаруживаете, что то, что вы слышите, в акустическом смысле слова, с тем, что эти звуки означают, никак не связано. Но утверждение это далеко не самоочевидно — оно возникает лишь в рамках определенного способа мышления, в рамках научного дискурса. Очевидность его настолько сомнительна, что существует целое сочинение — достойное внимания, так как речь идет о Кратиле Платона — где автор силится доказать, что такая связь существует, что означающее само по себе наделено значением. Попытка эта — безнадежная, как мы теперь знаем — обречена на провал, поскольку из иного, научного способа мышления, из самого становления его, чья история у нас находится перед глазами, следует, что означающее только потому и является таковым, что с означаемым оно принципиально не связано. Сами термины оказываются здесь очень скользкими. Такой добросовестный лингвист, как Соссюр, предпочитает говорить о произвольности означающего, соскальзывая 39 Жак Лакан Ещё: глава III тем самым в иной способ рассуждения, иной дискурс — дискурс господина. Произвольность не самый подходящий термин. Держась того или иного способа рассуждений и не желая из него выпасть, оказаться в чужой ему области, мы должны постараться придать этому способу основательность и не выходить незаметно для себя за его границы. Бдительность эта тем более необходима, когда мы рассуждаем о том, что представляет собой сама речь. Сказать, будто означающее произвольно — это совсем не то же самое, что сказать, будто оно не связано с эффектом возникновения означаемого: говоря о произвольности означающего, мы соотносим его уже с чем-то иным. Слово соотнесенность наполняется здесь содержанием лишь в контексте формируемых дискурсом связей. Означающее как таковое не соотносится ни с чем, кроме самого дискурса, то есть кроме способа функционирования языка, его использования в качестве средства связи. Здесь самое время уточнить, о какой связи идет речь. Связь — об этом приходится сказать сразу — это связь между говорящими. Вы видите уже, к чему я клоню — ведь говорящие это не кто-нибудь, а существа, которые мы привычно зовем живыми, и было бы трудно, пожалуй, лишить говорящих измерения жизни. Но сообщая им измерение жизни, мы наделяем их одновременно измерением смерти, что приводит на уровне означающих к радикальной двусмысленности. Ведь единственная функция, позволяющяя дать жизни определение, телесное размножение, сама ни жизнью, ни смертью именоваться не может, ибо, имея половую природу, включает в себя и то, и другое, и жизнь, и смерть. — 22 —
|