Аналитик полагается на язык, чтобы расстроить (обеспокоить, сбить с толку, смутить, возмутить) данность — данность сознательных убеждений и повествований пациента, с помощью которых тот создает иллюзии постоянства, определенности и фиксированности переживаний себя и других людей, которые населяют его внутренний и внешний миры. Центральной частью “данности”, которая разрушается языком, является данность понимания пациентом и аналитиком того, что “происходит” в аналитических отношениях. Язык имеет наибольшую силу, когда он разрушает, не приводя к инсайтам/пониманиям, а создавая возможности — “волны и ряби потока стремлений” (Emerson 1841). Язык аналитика создает рябь на “потоке стремлений” в попытке помочь аналитику и анализируемому вырваться из замкнутого круга, в который они попали. Аналитическая пара никогда не добивается полного успеха в этом предприятии, но борется в языке и с его помощью, чтобы преодолеть саму себя (свою собственную склонность к кружению). Безжизненность аналитического языка Разнообразие форм безжизненности аналитического языка почти бесконечно. Одной из наиболее распространенных форм безжизненного языка является язык, ограниченный догмами и идеологическими пристрастиями. Когда идеологические путы для аналитика являются доминирующими, аналитик часто “усыновляет” язык своей аналитической “школы” (или усыновляется им). Аналитический язык, который является идеологическим, перестает быть живым, поскольку ответы на возникающие вопросы известны аналитику с самого начала, и функции языка редуцируются до передачи этого знания анализируемому. В таких обстоятельствах язык не является искусством, которое “живет... экспериментом, неопределенностью, разнообразием попыток” (James 1884). Например, две следующие интерпретации сделанные аналитиками, принадлежащими к различным “школам” психоанализа, были представлены мне в ходе консультации. Пациент одного аналитика постоянно пропускал мимо ушей, отвергал или игнорировал практически все его интерпретации, и тот сказал ему: “Вы завидуете моей способности создавать связи в уме и гневно нападаете на любую мою интерпретацию, поскольку она отражает тот факт, что диалог, половой акт, происходит где-то внутри меня, вы не можете это контролировать и чувствуете свое бессилие”. Другой аналитик в ответ на постоянные опоздания пациента на сеансы, констатировал: “Вы [анализируемый] никак не упомянули тот факт, что снова опоздали сегодня на нашу встречу. Кажется, вы не считаете это способом нанести поражение мне и анализу”. Являются или нет такие интерпретации точными, своевременными, адресованными ведущей тревоге в переносе и т.д. — они академичны. Их язык настолько затхлый, что не способен обратиться к переживанию, к которому он призван обратиться, т.е. к бессознательным конфликтам и тревогам пациента как они экстернализуются и переживаются в переносе-противопереносе. — 94 —
|