Я считаю, что анализ (хотя обычно он не является явно дидактическим) обеспечивает один из наиболее интенсивных и строгих опытов “тренировки уха”, который только создан человеком. (Аналитик должен постоянно осознавать опасность, что подобное “обучение” может превратиться в своего рода внушение (indoctrinаtion). До некоторой степени обучение анализируемого говорить “языком” (tongue”) [Balint 1968] аналитика является неизбежной чертой любого анализа, и его следует рассматривать как аспект переносно-противопереносного переживания.) В попытке описать, что я имею в виду, употребляя термин “тренировка уха”, я хотел бы кратко обсудить опыт вслушивания в особенности языка литературного фрагмента, в которого начинается “Портрет дамы” Генри Джеймса (James 1881): “В определенных обстоятельствах лишь немногие часы жизни приятнее, чем час, посвященный церемонии, известной как послеполуденный чай”. Это исключительное предложение (может быть, слишком исключительное), в котором каждое слово выбрано столь же заботливо, как хороший шеф-повар на раннем утреннем базаре выбирает только те травы и овощи, которые обладают совершенным размером, формой, цветом, фактурой и запахом. Слова “в определенных обстоятельствах” образуют замечательное выражение для начала романа: это в точности то самое, для чего написан этот роман — чтобы создать голос, который будет говорить особым языком о том, что такое жизнь “в определенных обстоятельствах”. Но мы уже предупреждены о том, что это не любой голос или любая жизнь, об обстоятельствах которой будет рассказано; это жизнь, проживаемая кем-то, кто начинает свой отчет этой элегантной, щегольской фразой, которая покачивается на самой грани претенциозности. Возможно, она уже больше чем покачивается, она, возможно, уже начала соскальзывать к самодовольству. Эффект сильный и интригующий. Читаем дальше: “В определенных обстоятельствах лишь немногие часы жизни приятнее...” Голос, тон и томный шаг поддерживаются: “...лишь немногие часы жизни приятнее...” Слова скатываются с языка человека, который абсолютно легко обращается с языком и смакует звуки, это действительно прекрасные звуки. Слово “приятны” (“agreeable”) — безупречно. Это не могло быть “enjoyable”, “pleasurable”, или “relaxing”. Слово “agreeable” — более взвешенное, более зрелое, более цивилизованное. Это предложение (в целом очень искусно сработанное) завершается так: “...приятнее, чем час, посвященный церемонии, известной как послеполуденный чай”. Описанный час — это не просто время, когда человек пьет послеполуденный чай, это “час, посвященный церемонии, известной как послеполуденный чай”. Этот “час” (hour) — возможно, игра со словом “наш” [our]) уже не является мерой времени; это мера развития западной цивилизации (достигшей своей вершины в английской культуре). Этот час не просто “проводится” или “проходит” определенным образом, он, согласно этому историческому указанию, “посвящен” не “послеполуденному чаю”, но “церемонии, известной как послеполуденный чай”. Никто не станет задавать невежливый вопрос: “Известной кому?” Это известно, а если кому-то неизвестно, ему не нужно дальше читать. “Нас” приглашают улыбнуться вместе с говорящим, так как мы — часть тех уз, которые объединяют нас в совместном знании богатой символики переживания, у которого нет аналога. — 90 —
|