Мечтание и интерпретация

Но в то же время в этом есть самоирония и мягкая насмешка над читателем — в том, как говорящий описывает “приятную” церемонию словами, выбранными так же тщательно, как — это можно представить — он выбрал бы себе пирожное с блюда, которое мы мысленно помещаем перед ним. Этот голос, несомненно, голос культуры и вкуса, голос такой знающий, такой цивилизованный, такой уравновешенный, что в нем очень трудно локализовать человека. Говорящий приглашает читателя, как добрый хозяин приглашает гостя, чтобы тот разделил с ним любовное (очень английское) ворчание на самого себя, которое мы слышим в тоне его голоса. Но здесь есть и ум, столь неистовый, что читатель может ощутить вызов (даже опасность), что его пронзит (неизвестно откуда) острый взгляд, который сейчас кажется таким сердечным.

Здесь в языке постоянное движение, тайна, очарование (как в привлекающем, так и в манипулирующем значении слова “очарование”) и ощущение того, как опасно быть вместе с таким нелокализуемым умом (едва ли даже человеком). Это начальное предложение не выглядит сатирическим комментарием по поводу последнего отростка самой дальней ветви эволюционного древа. Скорее, это такое использование языка, в котором человеческое переживание не только описывается, но и создается в том воздействии, которое написанное оказывает на читателя.

Чтение и размышление об этом начальном предложении не предполагает попытки проникнуть “за” язык или “под” слова в поиске скрытого смысла: скорее, это акт обнаружения того, как используется язык. Значение заключено в языке и в том воздействии, которое он оказывает. Мы слушаем язык — не через язык. Как будет сказано ниже, именно это направление является одной из важных линий развития аналитической техники: в современной аналитиче­ской теории и практике все больше усилий направлено на то, чтобы услышать не только то, что пациент говорит, но и как он говорит и как воздействует на аналитические отношения в каждый данный момент (см., напр., Joseph 1975, 1982, 1985; Malcolm 1995; Ogden 1991a; Spillius 1995). Аналитики все больше пытаются вслушиваться в смыслы, воздействия, порождаемые тем, как пациент использует язык, в дополнение к его семантическому содержанию. В наше время меньше внимания уделяется тому, чтобы пытаться заглянуть “за” то, что говорит пациент, ради истории, скрытой за поверхностной историей, ради бессознательного значения “под” сознательным. Бессознательное — это не “подсо­знательное”, это один из аспектов неделимой целостности сознания. Подобно этому смысл (включая бессознательный смысл) находится в используемом языке, не под ним и не за ним. (Фрейд [Freud 1915] считал термин “подсознание” “неправильным и ведущим в ложном направлении”, поскольку бессознательное не лежит “под” сознанием.)