После трех лет анализа появились мимолетные указания на то, что у пациентки развивается смутное осознание моего присутствия. Например, в этот период она сделала мне двусмысленный комплимент, похвалив за мою замечательную способность слушать. Я воспринял это замечание как косвенный способ выразить то, что до сих пор я сказал очень мало ценного для нее. Мне показалось, что анализируемая бессознательно просит меня энергичнее возражать против ее добровольной изоляции в собственном мире, находящемся под властью ощущений (даже если она испытывала благодарность ко мне за то, что я до сих пор не вмешивался в ее “самоукачивающую деятельность”). Через некоторое время я описал ей свое ощущение, что она использует слова для того, чтобы не говорить со мной и в действительности — чтобы не жить со мной. Я добавил, что укутывание себя в ощущение звука собственного голоса, казалось, помогает ей ограничить себя серией чисто физических ощущений. Кажется, что она развила в себе способность превращаться в такую плотную структуру, что практически любое движение, любая жизнь почти угасли. В анализе этой пациентки решающее значение имело то, что я смог понять: переносно-противопереносное значение заключено прежде всего в эффектах, создаваемых тем, как пациентка использовала слова не для коммуникации, не для мышления, не для создания/передачи чувств, а для порождения необходимой, но практически безжизненной, изолирующей сенсорной среды. Заключительные замечания Центральная задача психоанализа состоит в том, чтобы развивать речь, стараясь сделать ее адекватной задаче схватывания/создания переживания того, что это значит для аналитика — быть с пациентом и что это значит для пациента — быть с аналитиком в данный момент. По моему опыту, язык пациента и аналитика мертв (а мышление и общение прекращаются), если то, как они употребляют язык, передает определенность — в противоположность тенденции, знание — в противоположность пробующему, едва уловимому ощущению, фиксацию — в противоположность движению и переходу. Важной особенностью новейшей истории психоанализа является все большее признание аналитиками значимости того, что эффекты, создаваемые в языке (что язык пациента делает “вместе с тем и помимо того”, что он говорит), представляют собой важное средство передачи бессознательных переживаний. Глава восьмая Слушание: три стихотворения Фроста Иосиф Бродский (1995а) говорил, что поэзия дает прозе “великую дисциплину”. Я бы добавил, что поэзия дает великую дисциплину для аналитического слушания. В этой главе я собираюсь рассмотреть то, как язык создает поэзию в трех стихотворениях Фроста. Меня интересует не столько то, “о” чем то или иное стихотворение, сколько то, что есть это стихотворение. Я собираюсь обсудить способы создания языковых эффектов и то, как все эти эффекты вместе создают уникальное переживание, которое возникает у читателя (с помощью поэта) при слушании стихотворения. — 99 —
|