Мечтание и интерпретация

В этом предложении из “Портрета дамы”, которое мы только что обсуждали, мы должны позволить себе не только “унестись с написанным” (в основном пассивное описание переживания чтения), но и быть активно увлечены написанным (и писателем, и [воображаемым] говорящим). Мы должны сотворить говорящего (и нас самих по отношению к нему), тогда как писатель средствами языка создает для нас “обстоятельства”, с помощью которых мы сможем это сделать. Такова природа человеческих переживаний, которые порождаются через слова и посредством слов. Я полагаю, что это форма увлеченности (эстетическое переживание), имеющая много общего с тем, как мы “используем” себя как слушающих, говорящих, наблюдающих и участвующих в аналитической встрече. Если бы мы не могли удивляться и радоваться тонкости и сложности души и способам использования языка в аналитическом взаимодействии, я думаю, что практика анализа легко могла бы превратиться в очень тоскливый способ времяпрепровождения.

В заключение этого раздела полезно сделать несколько коротких комментариев о том, что является уникальным для аналитической беседы (и что можно понимать как “аналитическую эстетику”). Существуют значительные области сходства и важные различия между литературной эстетикой и аналитической эстетикой. Я считаю, что для литературы существенна попытка уловить/создать что-то в языке, что является важным для переживания своей жизни как человека и радости от игры словами и предложениями, посредством которой это должно происходить. Схватывание/создание человеческого переживания в языке является наиболее важным и для психоанализа. Аналитическая эстетика также в значительной степени определяется терапевтической функцией пси­хо­­анализа. Роли аналитика и анализируемого — и вследствие этого то, как каждый использует язык, говоря с другим, — структурированы целью их сов­мест­ного бытия — попыткой помочь анализируемому достичь длительных психологических изменений, которые позволят ему стать человеком в более полной мере.

Неспособность анализируемого вести более полную (более “человеческую”) жизнь по сравнению с той, которую он ведет в данный момент, часто является следствием того, что он полагается на (бессознательные) методы защиты от реальных и воображаемых опасностей. Точнее говоря, задача аналитика — помочь анализируемому стать человеком во всей полноте его проявлений — включает облегчение попыток пациента (хотя и амбивалентных) переживать (и проигрывать) более широкий круг мыслей, чувств и ощущений, которые пере­живались бы им как его собственные и ощущались как порождаемые в контексте его собственных настоящих и прошлых отношений с другими людьми (включая аналитика).