В зеркале философии

А кто знает, как поведет себя более чем миллиардный Китай после Ден-Сяо Пина. И, вообще, в какой мере весь комплекс АТР (Азиатско-Тихоокеанского региона) с его бурными точками развития и полосами отсталости дистанцируется от Запада? И в чем проявит себя нарастающий исламский фактор со склон­ностью к глухому фундаментализму?

Загадок в мировой политике, пожалуй, поболее, чем в физике. Ее кроссворды помудренее любых иных.

Но при всех этих зигзагах, вспышках, угасаниях, интригах и хитростях, дипломатических уловках и политических возгласах и в сфере политики мир все-таки тоже можно и нужно мыслить не как конгломе­рат стран, кучу государств, а как системное целое с определенными для этого целого едиными связями и отношениями.

4 Многообразие и единство мировой культуры. Духовный портрет современного мира

Как в экономике и политике, так и в сфере духа, в культуре мир стремится к единению. При всем многообразии трактовок культуры, то ли в деятельностном или гуманистическом аспек­те, дезаксиологическом или аксиологическом видении, религиозном толковании или светском, повсюду куль­тура выступает не только как характеристика отдель­ных составляющих рода людей, но и как генеральная черта всего человечества.

Стоит привести рериховское истолкование термина культуры как внутренней многовековой непреходящей основы человеческого бытия. В учении Н. Рериха, об­ращаясь к индийской терминологии, культура расшиф­ровывается как “почитание света” (“культ” — почи­тание, “ур” — свет), как “молот” будущего — то есть нечто и крушащее, и создающее. Вспомним пушкинс­кие строки: “так, тяжкий млат, дробя стекло, кует булат”.

Пожалуй, нет ничего многоцветнее, чем культура. В языке, символах, традициях, привычках, предрассудках, особенностях межличностного общения, гастрономических пристрастиях, фольклорных формах, этикетных церемониях, архитектуре и т. д. и т. п. Невообразимое множество почти несовместимых фактов культурного бытия. Очень экспрессивно рассказывал об этом американский культуролог Р. Редфилд, описывая впечатление человека, впервые приступив­шего к изучению мировой культуры. Он рассказывает, как ему при чтении знаменитой “Золотой ветви” Фрезера пришлось испытать огромный восторг. “Как на параде, — писал он, — передо мной проходили великолепные и экзотические матери, тела которых отливали белизной, жрицы в масках, умащенные бла­говониями и принесенные в жертву богам; демоны изгоняемые из дворцов Камбоджи; девушки из ин­дийской деревни, которых по достижении зрелости заставляли сидеть в одиночестве в темноте, короли, умерщвленные как боги, и боги, которые восстают из мертвых, когда их убивают — дивное, невообразимое множество табу, магических ритуалов и обычаев, свя­занных с женитьбою, урожаем, опасностью и смерт­ностью, половодье странного и чудесного...”