Антропоморфная природа и космический человек как две ипостаси божьего промысла — такое понимание человечества было присуще европейскому средневековью. Конечно, самостоятельного статуса оно в теологизированном сознании тех времен не имело, а рассматривалось, говоря современным языком, лишь как испытательный полигон божьей милости. Энциклопедизм и всепроникающий символизм Средневековья определяют то, что символически понимались и Вселенная и Человечество с его историей. Бонавентура, Альберт Великий, Дунс Скотт, Фома Аквинский предложили свои грандиозные теологические синтезы, в которых представлен духовный образ времени и понимание Человечества. Новые штрихи в осмысление проблемы единого Человечества внесла эпоха Возрождения. Она потому-то так и названа, что породила многое дошедшее до наших дней, в том числе и интеллектуальный интерес к реальному Человечеству и живому человеку. Уже в сочинениях Николая Кузанского, ставшего предшественником новых идей, традиционные положения о человеке как “микрокосме” предстают в ином свете. Выступая против ортодоксального богословского тезиса о разорванности Природы и Человека, Кузанский, хотя и в привычных схоластических терминах, но восстанавливает свойственный лучшим традициям античности образ человека как “второго бога”, слитого с миром. Иерархическая закрепленность онтологического статуса человечества разрушается, и оно полагается динамичной неотъемлемой частью всей Вселенной. И не случайно первые гуманисты той эпохи — Лоренцо Балла, Пико делла Мирандола, рассматривали идеи Кузанца о свободном и благородном человеке как одну из теоретических предпосылок своих гуманистических представлений. Тезис Кузанца о том, что человеческая природа — такова, что, будучи возведена в соединение с максимальностью, становится полнотой всех всеобщих и отдельных совершенств таким образом, что в человечестве все возведено в высшую степень, звучит достаточно сильно. Он как бы предваряет те философские и поэтические гимны в честь человека, которыми так богата эпоха Ренессанса. В соответствии с духовной доминантой своего времени Кузанский использует образ Христа для возвеличивания Человечества. Отечественные исследователи (3. А. Тажуризина, 1972 г.) отмечали, что он превращает понятие Христа в общее понятие человечества. Тенденция к отождествлению образов Иисуса и Человечества позволила Кузанскому при анализе микрокосма сместить акценты с идеи сотворенности человека на идею его творческой активности. Человек в его трактовке не столько творение, сколько творец, в этом он видит его уподобление богу. — 133 —
|