Утверждая связь человека с природой, благотворное значение их единства, мыслители того времени пытались, наряду с этим, найти и то специфическое, что делает человечество, род людей явлением особым во всей структуре бытия. Вопрос о человеческой сущности, о природе человека обретает более строгую форму собственно философского вопроса. Разумность, активность, свобода как атрибуты человека И человечества подвергались тогда обстоятельному рассмотрению. Ф. Энгельс резонно отмечал, что восемнадцатый век был веком объединения, собирания человечества из состояния раздробления и разъединения. Это был предпоследний шаг на пути к самопознанию и самоосвобождению человечества. Посетуем на то, что уж слишком оптимистичны были его надежды на “самоосвобождение человечества”. История оказалась более грозной и извилистой, чем представлялось в те годы. Но нельзя не согласиться с тем, что тогда проблема человека (родового и индивидуального) явственно утверждается как центральная проблема философской мысли. Этот процесс наглядно выявляется у деятелей французского и американского Просвещения, у всей той блестящей плеяды мыслителей, которую принято называть материалистами XVIII века. Сторонники и поборники идеи о единой человеческой природе, они немало сделали для того, чтобы теоретически выделить те характеристики, которые имманентны этой природе, одинаковой для всех стран и эпох. Человеческая Природа была истолкована ими как своего рода “программа”, заданная естественной Природой и имеющая всеобщее значение для всех людей. Дальнейшая эволюция воззрений на родового человека связана с немецкой классической философией. Уже в сочинениях Канта широко используется понятие о “роде человеческом”. Историю человечества он полагает как развертывающиеся во времени человеческие действия, как история движения из царства природы в состояние свободы. Особое внимание им уделено появлению родового самосознания, в чем-то соотносящегося с понятием о личном достоинстве. В “Критике практического разума” Кант выразительно замечает, что человек не так уж свят, но человечество в его лице должно быть для него святым. Это заявление поразительно и пронзительно. Оно как никакое другое говорит о том, какое значение придавал кенигсбергский мыслитель Роду людей. Он пишет о человечестве как цели самой по себе, его достоинстве как разумном естестве, о конечной, цели человечества как морально добром. В каждом человеке, в его личном бытии представлено человечество. И это налагает на каждого высокую ответственность, утверждает его долг. Мы можем судить об индивидах, по Канту, не по эмпирическому знанию, которое мы имеем о человеке, каков он есть, а по рациональному знанию о нем, каким он должен быть сообразно с идеей о человечестве. — 135 —
|