Тошнота

них свой конек, и это не дает им почувствовать, что они существуют; нет

среди них ни одного, кто не считал бы, что без него не может обойтись кто-то

или что-то. Разве не сказал однажды Самоучка: "Никто не мог бы успешнее

Нусапье предпринять такой обобщающий труд". Каждый из них занят каким-то

крохотным делом, которое никто не мог бы делать успешнее. Никто не может

успешнее вон того коммивояжера распродать зубную пасту "Сван". Никто не

может успешнее этого интересного молодого человека шарить под юбкой своей

соседки. Я тоже один из них, и, глядя на меня, они, должно быть, думают, что

никто успешнее меня не сделает то, что я делаю. Но я-то ЗНАЮ. Я держусь как

ни в чем не бывало, но я знаю, что существую и что они существуют. И если бы

я владел искусством убеждать, я подсел бы к этому седовласому красавцу и

объяснил бы ему, что такое существование. Представив, какое у него сделалось

бы при этом лицо, я разражаюсь хохотом. Самоучка смотрит на меня с

удивлением. Я хотел бы перестать смеяться, но не могу -- я хохочу до слез.

-- Вам весело, мсье, -- осторожно замечает Самоучка.

-- Просто я думаю, -- говорю я ему смеясь, -- что все мы, какие мы ни

на есть, едим и пьем, чтобы сохранить свое драгоценное существование, а

между тем в существовании нет никакого, ну ни малейшего смысла.

Самоучка посерьезнел, он тщится меня понять. Я смеялся слишком громко

-- многие обернулись в мою сторону. К тому же я жалею, что наговорил

лишнего. В конечном счете это никого не касается.

Самоучка медленно повторяет:

-- В существовании нет никакого смысла... Вы, конечно, хотите сказать,

мсье, что жизнь не имеет цели? Кажется, это и называют пессимизмом, не так

ли? -- Подумав немного, он мягко добавляет: -- Несколько лет назад я читал

книгу одного американского автора, она называлась: "Стоит ли жизнь того,

чтобы ее прожить?" Не правда ли, вы задаете себе именно этот вопрос?

Ясное дело, нет, я задаю себе совершенно другой вопрос. Но я не