собираюсь пускаться в объяснения. -- Автор в своих выводах склоняется к сознательному оптимизму, -- тоном утешителя говорит Самоучка. -- Жизнь приобретает смысл, если мы сами придаем его ей. Сначала надо начать действовать, за что-нибудь взяться. А когда потом станешь размышлять, отступать поздно -- ты уже занят делом. А вы что думаете на этот счет, мсье? -- Ничего, -- отвечаю я. Вернее, я думаю, что это и есть та самая ложь, которой себя постоянно тешат коммивояжер, молодая чета и седовласый господин. Самоучка улыбается чуть плутовато и весьма торжественно. -- Вот и я вовсе так не считаю. Я думаю: в поисках смысла жизни незачем ходить так далеко. -- Вот как? -- Цель у жизни есть, мсье, цель есть... есть люди. Верно, я совсем забыл, что он гуманист. Он помолчал -- ровно столько времени, сколько ему понадобилось, чтобы тщательно и неумолимо расправиться с половиной порции тушеного мяса и большим ломтем хлеба. "Есть люди..." Ну что ж, этот слюнтяй нарисовал свой исчерпывающий автопортрет, только он не умеет выразить свою мысль словами. Спору нет, в его глазах душа, она так и льется через край, -- да только одной души тут мало. Было время, я встречался с гуманистами-парижанами, они тоже сотни раз твердили мне: "Есть люди", но то был совсем другой коленкор! В особенности неподражаем был Вирган. Он снимал очки, словно обнажая себя в своей человеческой плоти, впивался в меня своими трогательными глазами, своим тяжелым, усталым взглядом, казалось, раздевая им меня, чтобы выявить мою человеческую сущность, и потом мелодично шептал: "Есть люди, старина, есть люди", придавая этому "есть" какую-то неуклюжую мощь, словно его любовь к людям, вечно обновляясь и дивясь, путается в своих могучих крыльях. Мимика Самоучки еще не так отработана, его любовь к людям наивна и первозданна -- это гуманист-провинциал. -- Люди, -- говорю я ему, -- люди... Не похоже, однако, что вы ими — 136 —
|