Тошнота

чужая молодость. Но я не умиляюсь. У женщины ласковые темные глаза. У

молодого человека кожа оранжевого оттенка, слегка шероховатая, и

очаровательный маленький волевой подбородок. Они меня трогают, это правда,

но в то же время они мне чем-то противны. Они так далеки от меня, они

расслабились в тепле, они лелеют в душе общую мечту, такую сладкую, такую

хилую. Им хорошо, они доверчиво смотрят на эти желтые стены, на людей, им

нравится мир какой он есть, именно такой, какой есть, и каждый из них пока

черпает смысл своей жизни в жизни другого. Скоро у них будет одна жизнь на

двоих, медленная, тепловатая жизнь, лишенная всякого смысла -- но они этого

не заметят.

Видно, как они робеют друг перед другом. Наконец молодой человек

неловким, решительным движением берет свою подругу за кончики пальцев. Она

переводит дух, и оба склоняются над меню. Да, они счастливы. Ну, а что

дальше?

Самоучка напустил на себя лукавый и немного таинственный вид.

-- А я вас позавчера видел.

-- Где же?

-- Ха-ха, -- почтительно посмеивается он.

И, выдержав небольшую паузу, поясняет:

-- Вы выходили из музея.

-- А-а, верно, -- говорю я. -- Только не позавчера, а в субботу.

Позавчера мне уж точно было не до того, чтобы разгуливать по музеям.

-- Видели ли вы знаменитую деревянную копию "Покушения Орсини"?

-- Нет, я ее не знаю.

-- Может ли это быть? Она стоит в маленьком зале, справа от входа.

Работа коммунара, который до амнистии жил в Бувиле, прячась на чердаке. Он

надеялся сесть на пароход, идущий в Америку, но в здешнем порту полиция свое

дело знает. Замечательный человек. В часы вынужденного досуга он вырезал

большое дубовое панно. У него не было никаких инструментов -- только

перочинный нож и пилочка для ногтей. Тонкую часть работы -- руки, глаза --

он выполнял пилочкой. Размеры панно -- метр пятьдесят на метр, вырезано оно