|
Положив раскрытую книжицу на стол, он прикрывает ее своей огромной ручищей. И, смущенно кашлянув, говорит: -- Иногда мне приходят на ум разные -- не смею назвать их мыслями. Любопытная штука -- вот я сижу, читаю, и вдруг, сам не знаю, откуда что берется, меня точно осеняет. Вначале я не обращал на это внимания, а потом решил вот обзавестись записной книжкой. Он умолк и смотрит на меня -- он ждет. -- А-а, вот оно что! -- говорю я. -- Конечно, все эти изречения еще не окончательные, мсье. Мое образование пока не закончено. -- Он берет книжицу дрожащими руками, он взволнован до глубины души. -- Вот тут как раз насчет живописи. Я буду счастлив, если вы позволите мне прочесть. -- С удовольствием, -- говорю я. Он читает: "Никто уже больше не верит в то, что считал истиной XVIII век. Почему же мы должны по-прежнему получать удовольствие от произведений, которые он находил красивыми?" Он смотрит на меня умоляющим взглядом. -- Как вы находите, мсье? Может, это несколько парадоксально? Но я полагал, что могу придать своей мысли форму остроты. -- Что ж... по-моему, это очень интересно. -- Вы встречали уже где-нибудь эту мысль? -- Да нет, конечно, нет. -- В самом деле? Совсем нигде не встречали? Стало быть, мсье, -- говорит он, помрачнев, -- эта мысль неверная. Будь она верной, она уже пришла бы кому-нибудь в голову. -- Постойте, -- говорю я, -- пожалуй, я припоминаю, что где-то читал нечто подобное. Глаза его сверкнули, он вынимает карандаш. -- У какого автора? -- деловито спрашивает он. -- У... У Ренана. Он на седьмом небе. -- Будьте любезны, укажите мне точно, где это сказано, -- говорит он, послюнявив кончик карандаша. — 132 —
|