Сущностное восприятие слова. Книга 1

Но все-таки, почему следует изучать логику тому, кто ре­шится изменить свою судьбу? Для ответа на этот вопрос вер­немся вновь к «Науке логики» Георга Гегеля; в частности, в предисловии ко второму изданию сказано:

«...О наших ощущениях, влечениях, интересах мы, прав­да, не говорим, что они нам служат, мы считаем их самосто­ятельными способностями и силами; так что мы сами суть те, кто ощущает так-то, желает и хочет того-то, полагает свой интерес в том-то. С другой стороны, можно прийти к созна­нию того, что мы скорее служим нашим чувствам, влечени­ям, страстям, интересам и тем более привычкам, чем облада­ем ими; ввиду же нашего внутреннего единства с ними нам еще менее может прийти в голову, что они нам служат сред­ствами. Мы скоро обнаруживаем, что такие определения души и духа суть особенные в противоположность всеобщности, в качестве каковой мы себя сознаем и в которой заложена наша свобода, и начинаем думать, что мы скорее находимся в плену у этих особенностей, что они приобретают власть над нами. После этого мы тем менее можем считать, что формы мыс­ли, которые проходят через все наши представления, — будут ли последние чисто теоретическими или содержащими мате­риал, принадлежащий ощущениям, влечениям, воле, — служат нам, что мы обладаем ими, а не наоборот, они нами. Что остается на нашу долю против них, каким образом можем мы, могу я возвышать себя над ними как нечто более всеоб­щее, когда они сами суть всеобщее как таковое? Когда мы предаемся какому-нибудь ощущению, какой-нибудь цели, ин­тересу и чувствуем себя в них ограниченными, несвободны­ми, то областью, в которую мы в состоянии выбраться из них и тем самым вновь прийти к свободе, является эта об­ласть достоверности самого себя, область чистой абстракции, мышления...».

Теперь словами того же Гегеля уже о самой логике (введе­ние к «Науке логики»):

«...Логику приходится, конечно, первоначально изучать как нечто такое, что мы, правда, понимаем и постигаем, но в чем мы не находим сначала широты, глубины и более значи­тельного смысла. Лишь на основе более глубокого знания других наук логическое возвышается для субъективного духа не только как абстрактно всеобщее, но и как всеобщее, охва­тывающее собой также богатство особенного, подобно тому как одно и то же нравоучительное изречение в устах юно­ши, понимающего его совершенно правильно, не имеет для него той зависимости и широты, которые оно имеет для духа умудренного житейским опытом зрелого мужа; для последне­го этот опыт раскрывает всю силу заключенного в таком изречении содержания.